Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4
Шрифт:
– А, денщичья сила! – заорал Чернега. – Что несёшь?
– Так что – чебанскую кубанскую кашу, господин прапорщик! – весело отозвался и старый Цыж.
– А, молодец! А, угодил! А ну, – двумя руками, – стол расчистить! А ну, где моя ложка на четыре вершка!
И правда, с человеком этим всегда забывались горе, сомнения, а возвращалась здоровая охота к еде.
615
Превосходно всё шло и могло идти в министерстве иностранных дел, и Павел Николаевич с пониманием и тонкостью уже задумывал внутреннее целесообразное преобразование департаментов, и ещё новые послы – японский, испанский, португальский, бельгийский, сербский, норвежский, персидский, сиамский, посещали его с признанием Временного правительства, а уж с британским и французским он совещался через день, – и всё бы могло течь преприятнейшим и умнейшим образом – если бы не тяжеловесный, тупоумный и дерзкий Совет рабочих депутатов.
Как четырёхпудовую гирю навесили косо на ремне через плечо – и ходи так, действуй и управляй.
Вот, уже не насыщаясь своей фактической властью над Петроградом, над железными дорогами, над тыловыми частями, не насыщаясь своей «контактной комиссией», здоровенной и наглой фигурой Нахамкиса, нависшей над министрами (смесь отвращения, но и страха стал испытывать к Нахамкису Милюков), – Совет полез и в международные дела! Вчера было слышно об их возне в Морском корпусе, – а сегодня на разворотах не только советской газеты можно было прочесть их безответственное, преступное воззвание «к народам всего мира» – и даже, что особенно встревожило Павла Николаевича, – одобрительные отзывы о нём на страницах вполне серьёзных газет.
Но наибольший взрыв состоял в том, что петроградский Совет уже присваивал себе международные функции, игнорировал правительство своей страны да и других стран. Он создавал грозную ситуацию, когда правительство должно было твёрдо заявить о себе либо перестать существовать.
Но – кто, кто? – в этом Совете министров был тот твёрдый человек, который мог бы решиться на твёрдое проявление, особенно против Совета депутатов? Да никто, кроме Милюкова. Тем более, что вот уже и в его же коренную область Совет вторгался.
Рано утром за кофе, как только пришла вся охапка свежих газет, Павел Николаевич прочёл это воззвание ex officio один раз, тут же и другой раз. Нет, его не обманули эти декорации, что «русская революция не отступит перед штыками завоевателей», – может быть, не отступит, но и, во всяком случае, не наступит, так? А главная фраза была другая, и даже дважды повторена: «решительная борьба с захватными стремлениями правительств всех стран», и тут же – «противодействовать захватной политике господствующих классов».
Как только начинают козырять «классами» – так тут же зияет и пропасть внутри каждой страны и всего человечества. (И «классы» воспринимаются как виноватое Временное правительство и ты сам посреди него.)
Как?! Да главный смысл всей революции и был – остаться верными союзникам вопреки измене царя! И теперь Совет депутатов хотел повернуть правительство на ту же измену? И ведь: своей безответственной декламацией только создают впечатление слабости России: так, чтоб нам перестали верить союзники и перестали бояться враги.
За последние дни несколько раз публично, а в частных беседах безчисленно – заверял Милюков союзников в нашей верности союзным обязательствам, что Россия для этого принесёт безоглядно все необходимые жертвы. И – какая же теперь создавалась постыдная неловкость перед послами? И – какой куклой тряпичной выглядел он сам?
Да не только в этом, но вся логика нашей балканской многолетней политики, но вся логика борьбы этих лет, – разве они допускали так безответственно хлопнуть крыльями и отряхнуться ото всех национальных целей России и прежде всего – от жизненной потребности в Босфоре-Дарданеллах? Cui bono?
Газетчики всего мира сейчас с сенсационными криками разволочат этот «манифест» на позор русскому правительству – и кто же в правительстве способен не испугаться и сказать властное «нет» этой деструктивной стихии? Что ж, Милюков всегда славился своей способностью высказывать неприятные твёрдые вещи. Придётся продемонстрировать это ещё раз, уже при новом режиме. Придётся стать для всех – b^ete noire.
Какая ирония судьбы: свои главные дипломатические усилия направить не в лавировку меж держав – но: обойти этих сиволапых?
Хорошо, он их заманеврирует. Безо всяких манифестов он твёрдо направит Россию по руслу верности союзникам и собственным российским интересам. Он – реально так проведёт, и не обойтись как-то и заявить об этом вскоре, – против всего тысячеротого Совета.
Однако если бы – только одна эта дерзость! Но вчера же, на том же Совете, они успели принять и ещё одно воззвание – к полякам! Это уже вовсе взбесило Павла Николаевича! За Польшу боролись все – и павший Николай со своим дядей Николаем, и Вильгельм с Францем-Иосифом, и левое крыло собственной кадетской партии, и все сыпали полякам заманчивые декларации и обещания, – и теперь, обогнав Временное правительство, с безпечностью пролаял и Совет: да поднимется восстание во всех трёх частях разделённой Польши! (То есть – и против нас восставайте!)
Легко раздаривать чего не собирали.
Да Милюков и сам уже начал переговоры с польскими кругами. Однако не давали ничего подготовить omnium consensu, но забивали крикливыми декларациями. Тут не скажешь прямо вслух, тут своя филиация идей.
Но приходится действовать – и стремительно даже! Теперь никак не избежать публичного обращения правительства к полякам. И обращению этому неприлично отстать от советского более чем на сутки: эти сутки ещё можно объяснить технически, а готовили будто бы уже давно.