Красное на остром, или Опоздание Бога Войны
Шрифт:
– Тэ-эМ-сорок? – предположил он, и тотчас поспешно отмахнулся, как бы сразу признавая – ну, да… пальцем в небо. – Что-то фугасное, старшой. Большое… Я по зеркалам только и успел разглядеть, как пыль стеной встала. Тягач мотануло прям – будто кота за хвост дернули. Заглох даже…
Он деликатно помолчал, но Мигол его вроде бы понял – странно и почти невозможно, что он всё ещё живой… и даже ходит сам, хотя и двумя левыми ногами…
Он опять облокотился на Утца, и оба они доковыляли молчком до самой кабины. Тягач непривычно молчал, накренившись, упершись в склон вывернутыми колесами –
Утц слазал к своему инструментальному ящику, добыл из него мятое жестяное ведро, набулькал воды из канистры… потом, звякая срывающимся ключом, отвернул какую-то пробку с передней стороны капота – вода оттуда полилась горячая, с бодрым парком. Утц побултыхал в ведре рукой, пробуя температуру, закрутил пробку, с натугой поднял ведро на бампер.
Мигол привалился к тягачу, чтобы не болтало из стороны в сторону… зачерпнул ладонью оранжевую воду.
– Теплая, – благодарно сказал он. – Даже горячая почти.
– Холодной до осени не отмоешь, – буркнул Утц. – Давай, уж наяривай. Сейчас еще ветошь дам.
Мигол принялся плескать себе пригоршней в лицо, шипя и поджимаясь – толуоловая сажа хоть как-то реагировала с горячей водой, но растворялась все равно из рук вон плохо… Мигол терпеливо смачивал и тер… потом прошелся на несколько раз разящей соляркою тряпкой, что сунул ему Утц, но до сих пор чувствовал под кожей едкие недогоревшие крупинки. Пока он мылся – солнце спустилось почти до верхушек сосен, багровея уже не из-за вздернутой в воздух пыли, а оттого просто, что пришло ему время багроветь. Нужно было делать что-то, как-то выбираться из проклятого этого лога. Мигол с сожалением оторвался от ведра.
– Эй, – позвал он водителя, что брякал ключами в своем сундуке сокровищ. – Слышь, друг. Делать-то чего будем?
– Заводиться бы надо, – ответил тот, как бы перебрасывая слова по одному через крышу. – Темнеет скоро. Ты сам-то как? Оклемался? Со сцепкой работать сможешь? Фильтры я вроде вытряс уже. А сцепку – мне одному не раздернуть.
– Мы все телеги бросим, что ли? – зачем-то уточнил Мигол. На прицепы ему было плевать.
– Посмотрим, – с сомнением протянул Утц. – Может, и не все – если тронусь в подъем, с места-то… Лучше, думаю, хоть пару штук домой притащить, чем вообще пустыми. Может, хоть не слишком сильно нам жопы надерут тогда.
– Да мне сейчас как-то вообще не до жопы! – уверил его Мигол. – Подумаешь, жопа… Кому ее не драли? Дисбатов уже нет, а дальше, чем в поле – все равно не сошлют. А жопа – она все стерпит.
– Решай сам, – засмеялся Утц сверху. – Ты же старшой, у тебя ж опыта больше!
Проговорил он это нарочитой сбивчивой скороговоркой, и Мигол сначала даже не понял, чего тот ржёт.
– Будешь так шутить, – сказал он, насупившись, – сам себе про Столицу рассказывай…
Водитель для виду еще немного позубоскалил, потом закончил свои дела наверху – присел, ухватился за скобу узкой лесенки и спорхнул на землю, легкомысленно минуя всякие ступени и подножки… и впрямь,
– А если серьезно, старшой… – сказал он, утирая ладони отброшенной Миголом ветошью, – два прицепа, один прицеп… или вообще легкими – жопу-то твою солидолом гуще намажут.
– Чего это вдруг – мою гуще? Что мину поймали? Так не я ж ее тут закопал.
Мигол еще даже фразы не окончил, а уже прикусил язык. Водила был прав – с обозначенной на карте дороги-то они свернули. А была ли возможность проехать по намеченному, или не была – доказывай потом. Пока пригонят кран, пригонят порожний тягач – эта гиблая лужа может уже и подсохнет. С тоской Мигол посмотрел назад – туда, где тянулись через зеленое и желтое два их глубоких рифленых следа. Что-то во всем этом не давало ему покоя… Он всматривался вдоль промявшей кусты колеи, заслоняясь ладонью от низкого солнца…
– А я ведь там, за гребнем, на пустыре – еще железо нашел… – задумчиво сказал он водителю. Тот пожал плечами за стеклом – как-то странно, раздраженно, что ли… – Самолет, похоже… Значит – не железо даже, дюраль! Корпус по виду целый совсем, только плоскости поотрывало… Целый самолет дюрали – наверное, как два прицепа стоит? А?
Утц не отвечал – колготился за баранкой, низко пригибал узкую свою головенку. Выражения его лица Мигол не видел – из-за смазанных солнечных пятен поверх стекла.
– Воткнулся прямо в поле – как стрела, – продолжал он. – Слышишь, друг? Доложим, что самолет нашли – тогда может, солидол и не пригодится… Эй! – снова окликнул он водилу. – Оглох, что ли? Чего не заводишь?
– Да завожу, завожу… – рявкнул ему Утц, резко распахивая дверцу. – Под Инночку хер подвожу…
Топоча сапогами, он полез из кабины на бампер. Мигол тоже попробовал было на него вскарабкаться, но не сумел – только обессиленно поелозил ногами по бугристой резине. Тогда он всковылял на склон, пропаханный бампером, осторожно зашагнул оттуда на присыпанное землей железо.
В четыре руки они подняли крышку капота, обнажив чудовищного металлического осьминога, что жил в моторном отсеке… и Утц сразу сунул туловище куда-то между его щупалец.
Где-то недалеко, сразу за гребнем распадка, вдруг заблажила в голос полоумная бабкина корова.
Ее мык оказался тоненьким и звонким – словно ребятишки балуются. Наверное, коровка была совсем молодой… телка-несмышленыш… Мигол даже расхохотался от неожиданности – так, что в отшибленном боку заекало. И Утц тоже – затрясся, заперхал… зашипел, приложившись теменем. Вытащил голову из горячей осьминожьей задницы… и захохотал уже без опаски.
– Дура малолетняя… – сказали они оба.
– У тетки была такая же Кривуля, – поведал ему Утц. – Только коза… Ох, и дурная – тетка её тоже во все дни по воронкам искала. Пуховая была, красивая – а как заберется в репьи, как назасадит колючек… Тетка ее чешет, да плачет… А то – как разозлится, как давай её сама по пустырям хворостиной гонять… У всех, говорит – козы как козы, а эта шмонда шастает всё по воронкам, копыта ломает…
– С машиной-то что? – спросил Мигол, когда они вдоволь насмеялись. – Аккумулятор сдох, что ли?