Красный Дракон (др. перевод)
Шрифт:
Ему надо подумать. Он не может сейчас вернуться домой. Он взял номер в мотеле, позвонил на работу и сказал, что заболел.
В комнате, которую ему дали, было спокойно и тихо. Кроме дешевых литографий, изображающих старинные пароходы в дельте Миссисипи, никаких украшений не было.
Долархайд завалился на кровать прямо в одежде. Штукатурка на потолке искрилась мелкими точками. Через каждые пять минут ему приходилось вставать и идти мочиться. Его бросало то в жар, то в холод. Так прошел час.
Он не хотел отдавать Рив Дракону. Он стал думать,
Сильный страх наплывает волнами, тело не может выдерживать его подолгу. Каждый раз после очередной волны наступал мертвый штиль, во время которого Долархайд мог обдумывать, как спасти Рив от Дракона. Существовал один способ, он мучительно возвращался к нему снова и снова. Он встал с кровати. В облицованной кафелем ванной громко щелкнул выключатель. Долархайд взглянул на карниз, на котором висела занавеска ванны, сделанный из привинченной к стене дюймовой трубы. Он снял занавеску и набросил ее на зеркало.
Схватившись за трубу, Долархайд подтянулся на одной руке до уровня подбородка, скользя ногами по стенке ванны. Труба оказалась прочной. Ремень у него тоже был прочный. Заставить себя сделать это он мог. Он ЭТОГО не боялся.
Один конец ремня он привязал к трубе беседочным узлом. Со стороны пряжки получилась петля. Толстая кожа не давала петле провиснуть, и она висела неподвижным упругим кольцом.
Долархайд сел на крышку унитаза и взглянул на петлю. Она висит слишком низко — придется поджать ноги. Он сумеет заставить себя не касаться петли, пока не ослабеет настолько, что уже не сможет поднять руки.
Да, он с Драконом — одно целое, но где гарантия, что Дракон погибнет вместе с ним? А если все-таки двое: он и Дракон? А вдруг тот уцелеет? Где гарантия, что, уцелев, Дракон не тронет его?
Наверное, не один день пройдет, пока обнаружат его тело. А что, если она станет его разыскивать? Вдруг заявится к нему домой и будет искать его там — на ощупь? Вот будет сюрприз, когда она поднимется наверх.
Большой Красный Дракон будет откусывать от нее в час по кусочку.
А может, позвонить и предупредить ее? Но что она может против Него, даже если ее предупредить? Ничего. Только уповать на быструю смерть, надеяться, что в ярости Он загрызет ее сразу.
На втором этаже его дома на репродукциях, рамки для которых Долархайд делал своими собственными руками, ждал Дракон. Дракон ждал в альбомах, журналах, которым несть числа, возрождаясь каждый раз, когда фотограф… делал…
В ушах Долархайда уже стоял оглушительный голос Дракона, изрыгающего проклятия в адрес Рив. Перед тем как сомкнуть челюсти, Дракон будет осыпать ее проклятиями. Он будет оскорблять и его, рассказывая ей, какое он, Долархайд, ничтожество.
— Не делай этого. Не… делай этого, — сказал Долархайд отражающей эхо кафельной плитке.
Он прислушался к своему голосу, голосу Фрэнсиса Долархайда, голосу, который Рив понимала легко, своему собственному голосу. Всю жизнь он его стыдился. Голос служил ему для того, чтобы изливать
Но он никогда не слышал, чтобы голос Фрэнсиса Долархайда оскорблял его самого.
— Не делай этого.
Голос, который он сейчас слышал, никогда не оскорблял его.
Голос повторял оскорбления Дракона. От этого воспоминания ему стало стыдно.
Он подумал, что мужчина он был, видимо, не ахти какой. Ему пришло в голову, что он по-настоящему этого так и не узнал, и теперь ему стало просто интересно.
Но у него еще оставалась капля мужской гордости, которую ему подарила Рив Макклейн; и он понимал, что убивать себя в ванной нелепо.
А что ему оставалось? Существовал ли другой выход?
Был такой выход, и когда он до него додумался, ему сразу показалось, что это кощунство. Но это был выход.
Он мерил шагами комнату от кровати до кровати. Вышагивая, он репетировал речь. Слова выговаривались хорошо, когда он глубоко дышал между предложениями и не спешил. Особенно удачно слова получались в интервалах между приступами страха. Очередная волна была особенно сильной — его чуть не вырвало. Сейчас наступит короткая передышка. Он ждал ее и, когда она пришла, бросился к телефону и позвонил в Бруклин.
На стоянке мотеля в автобус загружался школьный оркестр. Ему пришлось пройти сквозь толпу детей, чтобы выйти к своему микроавтобусу.
Толстый круглощекий мальчишка, перепоясанный потертым кожаным ремнем офицерского образца, принял грозный вид, выпятил грудь и раздул бицепсы за спиной Долархайда. Две стоящие рядом девочки прыснули. Когда Долархайд проходил под окном автобуса, оттуда издевательски крякнул геликон, и он не услышал, как смеялись за его спиной.
Через двадцать минут он остановил машину на дороге в трехстах метрах от бабушкиного дома.
Он вытер лицо носовым платком, сделал три или четыре глубоких вдоха. В левой руке он сжимал ключ от входной двери, правой вцепился в руль.
Он как-то по-особенному взвизгнул через нос. Потом еще раз, громче. Громче, еще громче. Вперед!
Щебенка застучала по днищу машины, когда он вдавил педаль газа, в ветровом стекле запрыгал, увеличиваясь, дом. Во дворе микроавтобус резко занесло, и он остановился. Выскочив из кабины, Долархайд рванулся к двери.
Внутри, не глядя по сторонам, он с грохотом скатился по лестнице в подвал и стал лихорадочно возиться с замком на сундуке, подбирая к нему ключи.
Наконец он понял, что нужный ключ лежит наверху. Он не дал себе времени на размышления. Бегом поднимаясь по лестнице, он тонко гудел через нос, настолько сильно, чтобы заглушить мысли и голоса.
Вот и бюро. Роясь в выдвижном ящике в поисках ключа, он старался не смотреть на Дракона, висящего над кроватью.
— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?
Где же ключ, где же ключ?
— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? ОСТАНОВИСЬ. Я НЕ ВСТРЕЧАЛ ЕЩЕ ТАКОГО МЕРЗКОГО ГРЯЗНУЛЮ, КАК ТЫ. ОСТАНОВИСЬ.
Руки Долархайда, шарящие в ящике, застыли.