Красный сфинкс. Книга вторая
Шрифт:
То, что вчера стопроцентно гарантировало успех, сегодня не срабатывало. Новые идеи, новые люди, новые интересы. В марте 1959 года в «Комсомольской правде» появилась большая статья: «Куда идет писатель Шпанов». Но куда идет писатель Шпанов – это уже мало кого интересовало.
Умер 2 октября 1961 года в Москве.
Земля недоступности. – М.: Вокруг света. – 1930. – № № 24–36.
Лед и фраки. – М.: Федерация, 1931.
Первый удар. – М.: Знамя. 1939. – № 1.
Первый удар. – М.: Изд-во Наркомата обороны, 1939.
Тайна профессора Бураго: Повесть (в 6 вып.). – М.: Мол. гвардия, 1943–1944.
Война невидимок. – М.: Сов. Россия, 1958.
Ураган: Роман. – М.: Мол. гвардия, 1961.
Первый удар. – М.: Вече, 2008.
Ольга
Дымшиц А. Против поджигателей войны. – Л.: Звезда. – 1950. – № 9.
Елкин А. Куда идет писатель Н. Шпанов. – М.: Комсомольская правда. – 1959. – 21 марта.
Яковлев А. О книге Н. Шпанова «Первый удар» // Цель жизни. Записки авиаконструктора. – М.: Изд. полит. лит-ры, 1967.
Измайловский Д. Первый бестселлер. – М.: Если. – 2002. – № 4.
Токарев Василий. Советская военная утопия кануна второй мировой. – М.: Европа, 2006. – Том 5 – № 1.
Славгородский Сергей. Сталинский фантазер родом из Уссурийска. – Уссурийск: Утро Востока. – 2009. – 27 ноября.
Быков Д. Свежесть. Николай Шпанов (1896–1961) // Советская литература. – М.: ПРОЗАиК, 2014
Михаил Константинович Розенфельд
Родился 21 июня (4 июля по новому стилю) 1906 года в Полтаве.
Сотрудничал в «Комсомольской правде» с 1924 года, со дня основания газеты.
«Розенфельд был корреспондентом отдела информации, репортером, – писал журналист М. Черненко. – Редакция поручала Розенфельду самые разнообразные задания. Вначале это была хроника столичного дня, отчеты о спортивных состязаниях. Потом, еще в 1925 и 1926 годах, вместе с международными делегациями рабочей молодежи он объездил многие города страны, побывал на Украине, в Грузии, на Урале, в родном Ленинграде, где учился и вошел в жизнь. Он не только знакомил иностранных друзей с родной страной, но и сам знакомился с ней, постигал ее широкие планы, пафос великого индустриального строительства, развертывавшегося повсюду. Постепенно у него вырабатывался свой «журналистский почерк», стремительный и вместе с тем экономный и выразительный. Его заметки (даже если они и не имели подписи) всегда можно было узнать. Он писал репортажи со съездов и конференций, его голос не раз слышали москвичи во время передач с Красной площади. Редакция посылала его участвовать в автопробегах и испытании аэросаней, летать на опытных аэростатах».
Летом 1930 года Розенфельд в составе экспедиции Академии наук СССР пересек Монголию. Храмовые праздники буддийских лам, первый договор на социалистическое соревнование в монгольском колхозе, эпитафия Чингисхана на замшелых камнях – все это вошло в книгу «На автомобиле по Монголии» (1931).
«Однажды в селении «Медная степь», в конце Монгольского Алтая, – писал Розенфельд, – во время снежного бурана монголы попрятались в юрты. Внезапно все собаки кочевья с безумным лаем кинулись на холм. Кочевники вскочили за ними и вдруг замерли от страха перед тем, что им пришлось увидеть. В бушующем урагане, в вихрях снега с диким ревом метался голый волосатый человек. «Чикемби! Кто ты?» – закричали монголы. Таинственный человек, увидев людей, убежал. На следующий день монголы нашли на снегу его следы. Это были, несомненно, человечьи, но какие-то странные следы. Когтистые пальцы изогнуты внутрь, кривой оттопыренный большой палец неестественной величины. Следы уходили через степь к горам и исчезали у абсолютно недоступных ущелий, куда не может проникнуть человек…»
Многое из увиденного легло в основу фантастической повести Михаила Розенфельда «Ущелье алмасов» (1935). Герои повести, путешествуя среди пустынь и гор, от местных жителей часто слышат о странном племени, обитающем где-то в Алмасских горах. Слухи об алмасах подтверждает и монгольский ученый историк и археолог Джамбон, человек сам по себе замечательный.
«Двадцать лет назад, оставив кафедру в Петербургском университете, совершенно обрусевший, Джамбон вернулся на родину. Великие события чередовались в стране – китайская оккупация, нашествие барона Унгерна, установление народно-революционного правительства, но Джамбон, запершись в своем доме, не участвовал в политической жизни страны. Двадцать лет он скрывался от мира в своем кабинете. Постепенно старика забыли, между тем как его имя еще продолжают произносить с трибун научных конгрессов и труды его переведены на языки многих стран Европы, Америки и Азии. Получив образование в Петербурге, Джамбон совершил несколько больших экспедиций по пустыням Монголии, открыл два мертвых города и множество памятников эпохи воинственных походов Чингис-хана. В Китае Джамбону принадлежит честь раскопок у Пекина. Он нашел документы династий минов, основавших Бей-Цзин, как значится Пекин на мандаринском диалекте…»
Героям повести повезло, что такой человек взялся им помочь.
«Я ваш! Да-да. Не задерживаясь, мы осуществим ваше желание, и мы будем у Алмасских гор. Двадцать лет моего добровольного плена закончились. Перед смертью я хочу надышаться воздухом степей и пустынь. Царство древних династий пятьдесят лет было моим уделом. Довольно! В степи, пески и горы я поеду с вами».
Истории Джамбона невероятны.
«Я хочу рассказать вам одну легенду-сказку, а может быть, действительный случай. Мой лама Тамби-Сурун жив и благоденствует. Двадцать семь лет назад мы познакомились с ним в этих краях, когда я возвращался из Пекина. Монах пришелся мне по душе, и позднее он не раз навещал меня в Улан-Баторе. Как-то во время беседы он сообщил мне предание, слышанное им от стариков. Лет восемьдесят назад здесь существовало большое становище. Однажды на празднике «цам», когда все население явилось к храму смотреть процессию масок, среди опустевших юрт осталась единственная женщина, которая кормила двухмесячного больного ребенка. Но и она, не вытерпев, оставила на время свое дитя и побежала поглядеть на пляски лам. Вскоре она возвратилась обратно в юрту.
Праздник в разгаре. Трубят трубы, пение, пляски. Вот вывезли колесницу будущего Будды, как вдруг на всю степь пронесся страшный вопль, в толпу ворвалась обезумевшая женщина и без чувств упала на землю. Муж ее поскакал в становище. Над лежащим на кошме ребенком склонилось черное чудовище. Черная волосатая женщина кормила грудью дитя. Увидев монгола, она схватила ребенка и убежала в степь, в пустыню.
Слушайте дальше. Лет двадцать спустя, как-то осенью в вечернюю пору монголы гнали скот с пастбища. Солнце зашло, и вот со стороны пустыни показались два человека. Монголы поехали к ним навстречу… и ужас объял кочевников. То были алмасы. Впереди шагал высокий юноша в звериных шкурах. Старая сгорбленная алмаска держалась за его руку. Скотогоны в страхе сбились в кучу. На крики высыпало все население становища. Тогда алмасы повернули обратно. Старуха, задыхаясь, отставала. Она задерживала юношу. Он подхватил ее на руки и помчался за холмы. Изнемогая под тяжелой ношей, он упал. Старая алмаска закричала, очевидно приказывая ему бежать, бросить ее, спасаться. Наконец и кочевники пришли в себя. Они соскочили с коней и осыпали алмаску градом камней…»
Алмасские горы отделены от степей чудовищной трещиной.
Только с помощью парашюта можно попасть в таинственное ущелье.
Зато там «перед Висковским – (герой повести, – Г. П.) – открылась широкая, светлая долина. Обрадованный геолог сделал движение, намереваясь бежать, но остался в прежнем положении. Странный вид поразил его: кости, груды костей и человеческие черепа лежали на земле, а вдалеке долина, казалось, была покрыта глубоким снегом. Не зная, идти ли дальше или искать другого пути, Висковский повернулся и невольно отпрянул назад. У подножья горы, в пещере, горела свеча. В следующую минуту из пещеры вышел сгорбленный человек. Покрывало на плечах, серые мохнатые сапоги… И сразу Висковский узнал старика.
– Хэ Мо-чан! Где Лю Ин-син? – порывисто спросил геолог. – Проведи меня.
Вместо ответа Хэ Мо-чан приложил палец к губам и, указывая на пещеру, где горела свеча, приказал молчать. Но Висковскому некогда было раздумывать над словами старика. Надеясь кого-либо застать, помимо Хэ Мо-чана, он вбежал в пещеру… и отпрянул назад. На соломенной циновке у плоского камня при свете восковой свечи, сгорбившись, сидел необычайный человек. Обросший волосами, в мохнатых шкурах, он был похож на дикого зверя. Услышав шум шагов, он повернулся и в страхе ощерил рот. В дрожащей его руке дергалась кисть, которой он до того что-то писал на распростертом по камню пергаменте. В ужасе страшный человек отбежал вглубь пещеры. Крепкие, жилистые руки схватили Висковского и заставили выйти из пещеры. Смертельно испуганный Хэ Мо-чан, глотая воздух, разводил руками и, задыхаясь, повторял: