Красный сфинкс. Книга вторая
Шрифт:
Первая его корреспонденция называлась «Весенняя галерея».
Розенфельд побывал в одной из украинских хат, где допрашивали захваченных в плен немцев, и рассказал о том, что услышал и увидел. Одни вели себя вызывающе и нагло, заявляя, что не сомневаются в окончательной победе фашистов и именно в этом, сорок втором, году. Другие в победу не верили и даже ругали Гитлера, но к их признаниям спецкор отнесся скептически: «По-видимому, они всячески стараются заслужить у нас благорасположение». Вывод он сделал из всего увиденного осторожный: «Преждевременно было бы делать какие-либо окончательные заключения о составе «весенних резервов» Гитлера». И был прав. Вскоре выяснилось, что это были не те неполноценные, негодные резервы,
С первых же дней нашего наступления Михаил Розенфельд прочно засел на передовой. Это видно из его очередной корреспонденции: «Бой сейчас происходит невдалеке от станции, и мы находимся в ста метрах от последних фашистских укреплений. Сквозь выстрелы ясно слышатся пронзительные голоса немцев».
Эту корреспонденцию Розенфельд отправил 15 мая, а вслед за ней и письмо родным, помеченное этим же числом, но с письмом я ознакомился уже после войны. Вот оно: «Началось большое наступление на Харьковском направлении. Все время разъезжаю, все время в степях под открытым небом. Вчера во время жестокого боя я отправился в самое горячее место и был от немцев в 120 метрах, не дальше и не ближе. Я был так близко, что мы им в рупор кричали: «Эргиб дих, сдавайтесь, так вашу так!» Настроение очень хорошее – ведь мы наступаем, а это для нас лучший праздник».
К сожалению, Михаил Розенфельд поторопился с праздником.
Подробности происходившего позже рассказал журналист Наум Гребнев.
«В этот день над полем под Лозовенькой постоянно висело самолетов тридцать или больше, немцы. Они не покидали небо до тех пор, пока их не сменяли другие эскадрильи, заправленные бомбами и пулеметными лентами. Бомбежка длилась весь день. Бомба или пуля непременно находила человека, лошадь или грузовик. Впрочем, все поле было изрезано балками, и поэтому те, что шли низом, подвергались меньшей опасности. Имея карты, мы знали, что надо в течение дня постараться выйти к восточной части кольца окружения и, когда стемнеет, попытаться прорваться к Донцу. В затишье накануне наступления к нам в часть приезжали два московских писателя – Джек Алтаузен и Михаил Розенфельд, они побывали на батарее, беседовали с солдатами. Джек Алтаузен читал стихи, которые мне очень понравились. Я подошел к ним и что-то спросил про литераторов, моих знакомых. Теперь, 27-го числа, я встретил их на этом поле, они попали в окружение вместе со всеми. Оба были растеряны и обратились к нам за советом. К сожалению, они были слишком растеряны, чтобы воспользоваться нашим советом. Мы трое были опытнее их, каждый из нас уже выходил из окружения в сорок первом. Мы сказали, что хотим днем дойти до восточной окраины, оттуда самый короткий путь к Донцу, показали все по карте, но они не пошли с нами. Под вечер я встретил кого-то с нашей батареи, и он сказал: «Помнишь, приезжали писатели? Ты еще их спрашивал о чем-то. Оба убиты. Только что. Когда танки пошли».
Случилось это 15 мая 1942 года.
Морская тайна. – М.: Комс. правда. – 1936. – 27 марта – 17 мая.
Ущелье алмасов. – М.: Мол. гвардия. – 1936. – № 1.
Морская тайна. – М. – Л.: Детиздат, 1937.
Морская тайна. – М. – Л.: Детиздат, 1946.
Ущелье алмасов. – М.: Детгиз, 1955.
Избранное. – М.: Сов. писатель, 1957.
Розенфельд М. Морская тайна. (В кн.: Фон Лукнер Ф. Зов моря; Розенфельд М. Морская тайна). – М.: Вече, 2008.
Черненко М. Об авторе этой книги. (В кн.: Михаил Розенфельд. Ущелье алмасов). – М.: Детгиз, 1955.
Информационные материалы комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке». / Под редакцией Б. Ф. Поршнева и А. А. Шмакова. – Выпуски 1 и 2. – М.: Академия наук СССР, 1958.
Мацуев Н. Русские советские писатели. 1917–1967. – М.: Сов. пис., 1981.
Гребнев Наум. Война была самым серьезным событием моей биографии. – Вопросы литературы. – 1999 – № 4.
Сергей Михайлович Беляев
Родился 9 января (22 января по новому стилю) 1883 года в Москве в семье священника.
Переменил множество профессий. Был певчим в храме, суфлером.
Окончил Юрьевский (Тартуский) университет, медицинский факультет.
Всю жизнь, параллельно литературным занятиям, занимался врачебной деятельностью. Автор многих брошюр и книжек по медицине. «Один из врагов нашего здоровья» (1914), «Профилактика и терапия триппера» (1916), «Туберкулез (чахотка) скота и меры борьбы с ним» (1929), «Физические способы лечения» (1929), «Малярия» (1929), «Береги зрение» (1930), «Гигиена женщины» (1930), «Опиум» (1930), «Скарлатина» (1930), «Кровь земли» (1931).
После революции активно сотрудничал в РОСТА. Писал сценарии, пьесы, злободневные очерки. Как любили указывать в газетах того времени: «Трудовой интеллигент-культурник, задыхавшийся в условиях дооктябрьской действительности и ставший после Октября деятельным сотрудником Советской власти». Наверное, поэтому в отличие от Александра Беляева попал в первую советскую «Литературную энциклопедию» (1930) – пусть несколькими строками на вставном листе, но попал.
Первая книга – «Семинарские очерки» (1906).
Через двадцать лет – книга рассказов «Пожар» (1926).
В том же году – повесть «Как Иван Иванович от большевиков бегал».
В соавторстве с популярным советским писателем Борисом Пильняком написал о советских бойнях – «Мясо». А «Записки советского врача», изданные в 1927 году, очень понравились Владимиру Маяковскому – правда, он советовал Беляеву назвать «записки» «блокнотом», так ему казалось современнее. Часто пользовался псевдонимами Я. Гончаров, М. Дубрович, А. Рублев, а рассказ «Коварное оружие» (1942) вышел под именем Е. Крамского.
В 1928 году журнал «Авиация и химия» напечатал первую научно-фантастическую повесть Сергея Беляева «Истребитель 17-Y».
«Зловещему изобретателю Урландо, очередному претенденту на мировое господство, – не очень одобрительно прокомментировал это событие известный советский критик и литературовед Е. П. Брандис, – противопоставлены были советские ученые, использующие аналогичное – (сделанному Урландо, – Г. П.) открытие в мирных целях. Все в этом романе донельзя преувеличено: и разрушительная сила аппарата Урландо, и тот же самый фантастический принцип извлечения энергии, помогающий советским ученым выращивать пшеницу за двадцать четыре часа, и гипертрофированно-отрицательные типы, и плакатные положительные герои, не поддающиеся никаким человеческим слабостям, и та необыкновенная легкость, с какой советские торпеды, управляемые по радио, уничтожают грозный «истребитель» Урландо».
«Надо различать беспородные сорта и сортовые семена, – объясняла читателям одна из героинь романа. – Их мы создаем на опытных полях. Отбираем зерна с каждого колоса, взвешиваем, определяем характерные признаки, подбираем и высеиваем вручную. Выращиваем, подбирая нужные нам свойства посредством гибридизации. На этом пути, как вы знаете, замечательных результатов в садоводстве достиг Мичурин. Мы же работаем с зерновыми культурами. Селекция повышает урожай на двадцать процентов и выше. Выведенные академиком Лысенко сорта пшеницы по своим свойствам сейчас стоят выше всех.