Красный уголок капитализма
Шрифт:
Мсье портье, вы не судите Билла строго за то, что он полез на пальму. Он не видел их 30 лет, он здесь родился. Но он прирожденный негр. Он сорвет всего один кокос и слезет обратно.
О, Билл, ты шалунишка, слазь с пальмы и давай паспорт. Мсье портье говорит, пустая формальность. Вот наши паспорта. Вы можете в них не заглядывать. Мы негры. Не может быть, мсье портье. Он? Паша? Ну, какой он Паша? Вы посмотрите, как он прыгает с пальмы на пальму с кокосом под мышкой. Разве Паши
А вот насчет фотографии вы правы, мсье портье. Билл на ней почти белый. Он просто побледнел. От страха. Он никогда не видел фотоаппаратов. Да еще со вспышкой. Он три дня ходил белый, а потом отошел и почернел…
Мсье портье, не утруждайте себя, вот, возьмите доллар на пустые формальности. Что? Это рубль? А чем вы недовольны? Он дороже доллара на 30 копеек. Сдачи не надо.
Алло, Билл! Слазь на землю, нам дали два номера. Чем ты недоволен, Паша? Ах, дорого. Да, да.
Мсье портье, сделайте нам один номер на двоих. Мы привыкли у себя на родине жить всем племенем в одном номере. Спасибо, мсье портье.
Паша, ура! Мы в гостинице.
…Паша, не грусти, мы уже неделю живем в гостинице. Чего тебе еще надо? Питаешься в ресторане, обслуживают без очереди, в транспорте уступают место. Мне вчера весь троллейбус уступили. Ехал один. Чего тебе не хватает? Девушек? Ну вот, а чего? Даже эта негритяночка из соседнего номера на тебя поглядывает. Женит тебя на себе, Паша. Э-эх! Увезет тебя на Берег Слоновой Кости, будешь большим вождем. На лучших пальмах спать будешь. А, Паша? Ну, не грусти. Мы же у себя дома, а живем, как в гостях. Что значит, какие гости. Обыкновенные. Гости-негры.
Паша, успокойся. Ну почему ты не хочешь быть гостем-негром? Это так здорово… Хочешь быть хозяином, а не гостем? Понятно. Я тоже хочу. Мне тоже надоело быть гостем… Я согласен, Паша. Пошли мыться, бриться, переодеваться. Будем опять хозяевами! Пойдем на вокзал, будем спать стоя.
К сатирикам
Пора эту критику прикрывать. Зачем вообще она нужна? Мешает жить, и ничего больше. Вот недавно меня обкритиковали. Плохой, говорят, я хозяйственник. О своем личном много думаю, а о государственном мало. Но это неправда. У меня своего личного, считай, ничего нет. Все государственное. Гараж— государственный, гостиница – государственная, склад – государственный. Все учреждение мое – государственное. Просто я им распоряжаюсь. Гаражом, гостиницей, складом, всем учреждением. А лично мне ничего не надо. У меня все есть. В гараже, в гостинице, на складе, во всем учреждении. Я звоню и распоряжаюсь:
– Грузовик – в дачный кооператив, со склада дефицит – по адресу, в гостиницу – Иванова, путевку – Петрову, а Сидорова увольте. За что – сами придумайте.
Приходят эти сатирики и говорят: неправильно распорядился. Откуда они знают? Коллектив сообщил? Ну, с коллективом разберемся. Узнаем, кому там что надо. А сатирикам что надо? Откуда у них эта жажда критиковать? Да от плохой жизни. А откуда плохая жизнь? От критики. Вот пусть попробуют не критиковать, может, жизнь улучшится. Пусть сатирик придет ко мне и скажет, в чем дело, и попросит, что надо. Может, жена пилит? Попроси, я помогу с разводом. Может, соседи неласковые? Попроси, помогу с квартирой. Может, желудок не срабатывает? Попроси, помогу с лекарством. Только не лезь в мои дела. И я в твои не полезу. Пиши. Слева направо на стандартной бумаге хоть 25 листов в день. Но пиши хорошее! На плохое не обращай внимания. Я понимаю, увидеть хорошее трудней. Оно, как драгоценный металл, всегда в глубине. Вот и смотри вглубь. А плохое увидеть, конечно, проще. Посмотрел по сторонам и увидел. Заглянул в себя и обнаружил. Как сказал поэт, то есть я: «Хорош и плодовит сатирик тот, кто сам имеет множество пороков». Ха-ха! Как поэт я сказал, даром что хозяйственник! Не пошел ведь в поэты. Вот поэтому и обращаюсь к сатирикам: давайте не будем! И обращаюсь к хозяйственникам: давайте поможем! Пусть сатирики принесут нам списки, кому что надо. Мы, хозяйственники, обеспечим. А вы обеспечьте тишину. Договорились?
Экскаватор
По городской околице весело бежал шагающий экскаватор. Он бежал красивой крупной рысью, вытянув длинную шею-стрелу вперед. Иногда исполин сбивался на галоп. Тогда машинист экскаватора Себяшко чуть сбавлял газ и переводил его на рысь. В целях экономии горючего.
Инспектор ГАИ Гаврилов на «жигуленке» тщетно пытался остановить бегущее транспортное средство. Экскаватор аккуратно перешагивал желтую машинку и бежал дальше. Наконец у инспектора Гаврилова кончился бензин, и он отстал.
Машинист Себяшко был в отличном настроении, он решил посвятить сегодняшний воскресный день рыбной ловле.
К лесному пруду уже подтягивались и другие спортсмены-рыболовы. Кто – на «Волгах», кто – на «МАЗах», а кто – просто на вертолетах. У поворота на лесную дорогу к обочине автострады притулился совсем новенький ИЛ-86. Экипаж Кулебякинского управления Гражданской авиации поприветствовал Себяшко, пробегающего мимо на своем экскаваторе. Стюардессы сгибались под тяжестью сеток с закуской и очаровательно улыбались. «Похоже, с ночевкой намылились», – подумал Себяшко, сбавляя газ на повороте.
Клев стоял отвратительный. К обеду Себяшко пересчитал улов. У левой задней ноги экскаватора лежал, как ни считай, всего один скрюченный ершик с грустными глазенками.
Директор карьера, в котором работал Себяшко, раскинул снасти по соседству. Он также складывал улов возле транспортного средства – служебной «Волги». У левого заднего колеса лежала пустая бутылка из-под лимонада. Рыбы пока не было.
– Себяшко, друг, как твои дела с экономией горючего?
– Хорошо, товарищ директор. Сэкономлю больше, чем за прошлый год.
– Молодец… Вот клев паршивый. А помнишь, как лет пять назад здесь клевало? Ведь по сорок окуней с тобой выдергивали.
– На удочку. А с динамитом и того больше, – отозвался Себяшко.
– Да-а… А как вывозили улов? На худеньком «зилке». А сейчас – такая техника! У тебя шагающий в ковш тонн сорок возьмет, а повезешь ты домой одного ершишку. Смех.
Невеселый разговор прервал инспектор ГАИ Гаврилов. Он заправился по сходной цене у проходящей по трассе машины и сейчас приехал на пруд с проверкой.
С противоположного берега вспорхнули стайкой пять вертолетов. Их водители, очевидно, заметили машину Гаврилова и решили улететь от греха подальше. Путевые листы у них, конечно, есть, но вдруг оформлены неправильно, да мало ли к чему можно придраться.
Себяшко протянул путевой лист Гаврилову. Тот вчитался, вернул путевку обратно, козырнул и уехал.
Под вечер клевать стало еще хуже. Сначала уехал директор на «Волге», а потом и Себяшко, положив ерша в карман, полез в кабину экскаватора.