Красный ветер
Шрифт:
Павлито покинул свое штурманское место и пробрался к Эстрелье. «Драгон» уже набрал высоту около трех тысяч метров, в его темном чреве разгуливал холодный ветер, а на Эстрелье, кроме холщового «моно», который она на время взяла у Вальехо, была наброшена не очень теплая короткая куртка, вряд ли ее согревающая. Сидя на ящике из-под патронов, Эстрелья натянула воротник куртки налицо и старалась своим дыханием хоть как-то согреться…
Павлито, присев рядом с ней, улыбнулся:
— Холодно? Бу-бу-бу-бу? — Он изобразил, как дрожит промерзший до костей человек, и повторил: — Бу-бу-бу-бу?
— Не совсем отчень, — по-русски, сказала Эстрелья. — Порадок, Павлито.
— Порядок? Порядок мы сейчас наведем.
Павлито сбросил с себя теплую куртку, снял шерстяной свитер и протянул его Эстрелье.
— Ну-ка, давай! Давай-давай!
— Давай-давай, — засмеялась Эстрелья. — Муй бьен, давай-давай…
Они сейчас летели над Сьеррой-Невадой — горным хребтом Андалузии. Заснеженные пики гор отливали синевой, и черная тень «драгона» будто рассекала ее на части. А пониже, на склонах и в нешироких долинах, зеленели оливковые рощи. Деревья словно карабкались по скалам все выше и выше, поближе к солнцу, щедро льющему свет и тепло на благословенную Андалузию.
Вернувшись на свое место и взглянув на карту, Павлито сказал Денисио в шлемофон:
— Слева Гренада! Слышишь, старик, Гренада! Звучит, а?
— Звучит, — ответил Денисио. — Повнимательнее за воздухом. Как там Эстрелья?
— Порадок! — засмеялся Павлито. — Она так и сказала: «Порадок, Павлито». Славная девушка эта Эстрелья, Старик. Я, пожалуй, женюсь на ней. Как ты думаешь, стоит?
— Повнимательнее за воздухом! — сдержанно повторил Денисио. — Не на прогулке!
Пролетели Гренаду.
Андалузские горы ушли влево, а далеко справа, за легкой дымкой, уже начали виднеться хребты Сьерры-Морены. За Гренадой лежала территория, занятая фашистами. Земля пока молчала. Горы вдали тоже молчали, но за ними-то и надо было следить.
Плотно прижимаясь друг к другу, три «фиата» внезапно ворвались в небо со стороны Кордовы, и было ясно, что они идут на сближение с бомбардировщиками. Первым их заметил капитан Прадос — его «бреге» дважды качнул левым крылом, приказывая этим сигналом сократить дистанции и интервалы. Денисио видел, как подтянулась и тоже прижалась друг к другу вторая тройка — два «потеза» и «бреге», перестраиваясь в клин. «Это хорошо, — подумал Денисио, — плотнее будет наш огонь».
«Фиаты» быстро приближались. У них был солидный запас высоты — по крайней мере, они летели метров на пятьсот выше бомбардировщиков, решив, наверное, атаковать на пикировании. И, видимо, начнут с капитана Прадоса: уничтожив лидера, они тем самым внесут смятение и разобьют плотный строй. А уж потом примутся за остальных — в рассыпанном строю им будет легче и безопаснее охотиться за каждым бомбардировщиком в отдельности.
Да, в этой ситуации, думал Денисио, будь он на месте командира звена «фиатов», применил бы только такую схему: с пикирования ударить по лидеру, сбить его, потом горкой снова набрать высоту и затем атаковать поодиночке тех, кто дальше оторвется от своих.
Но через мгновение Денисио подумал, что, к сожалению, он летит не на истребителе, а на стареньком «драгоне», продолжающем, точно слезами, обливаться горячим маслом, и два кашляющих мотора «джипси» по сто семьдесят лошадиных сил не в состоянии прибавить еще хотя бы сотню оборотов — откуда же взять скорость даже для незначительного маневра, когда этот маневр потребуется?
Правда, Денисио знал: в таких случаях можно освободиться от бомб — летчики часто так и делали, — но он был уверен, что никто сейчас этого не сделает. Тем более не сделает этого он сам…
Такие мысли — не сумбурные, не вихрем проносившиеся в голове, не горячечные, а как будто даже спокойные и размеренные — не только не отвлекали Денисио от главного, от сознания той самой острой опасности, которая над ним нависла, но, наоборот, они служили ему защитной реакцией: не позволяя обостриться чувству страха, они в то же время разрешали ему трезво оценивать обстановку и в нужную минуту принять единственно правильное решение.
Нельзя сказать, что он настолько был спокоен и настолько уверен в себе, что вообще не испытывал никакого страха. Это ведь была первая его встреча с врагами, и хотя никогда не старался преуменьшить их умение, опыт и коварство, в мыслях все было значительно проще и не так страшно. Мастера высокого класса научили его в мгновение ока ориентироваться в той или иной ситуации боя, научили быть всегда собранным, концентрировать свою волю. Но, как известно, реальность никогда не втискивается в схему. Реальность всегда жестче и беспощаднее. И Денисио хотя и без паники, однако с чувством неизбежной опасности смотрит, как «фиаты» идут в атаку. В сравнении с его «драгоном» это стрелы, выпущенные из лука с туго натянутой тетивой…
Он предугадал правильно: фашисты, особенно ведущий, явно нацелились на капитана Прадоса. И его левый ведомый также пикировал на «бреге» испанца. А правый слегка отклонялся, нацеливаясь на машину француза Денена. Этот уже открыл огонь с дальней дистанции. Слишком дальней, подумал Денисио. Наверное, летчик на «фиате» тоже не ахти какой ас, может быть, впервые в бою. Стрелок Денена пока не отвечал: или ждал, когда тот подойдет поближе, или не видел его. А Вальехо? Все там у него в порядке?
— Вальехо! — крикнул в шлемофон Денисио. — Все видишь? Сейчас начнется!
Вальехо ответил голосом, звеневшим от возбуждения:
— Все вижу, камарада хефе!
И в ту же минуту Денисио услышал очередь его пулемета. Вальехо бил по «фиату», который пикировал на Денена. И стрелок француза теперь уже тоже открыл огонь, но, кажется, совсем по другой машине, той, что слева атаковала капитана Прадоса. А капитан Прадос продолжал вести свой «бреге» строго по курсу, не отклоняясь ни на градус, словно все, что происходило вокруг, его не касалось. Это о нем еще на земле француз Денен говорил Денисио: «С Прадосом я сделал уже одиннадцать вылетов. Посмотрите на него, лейтенант: кажется, он ни секунды не бывает в спокойном состоянии, взрывается по любому пустяку, гремуч, как Гвадалквивир. А в полете… Там он становится совсем другим человеком. Человеком без нервов и без эмоций. Мне ни разу не удалось увидеть, чтобы капитан Прадос отклонился от курса даже на полградуса. Лезет напрямую через любой огонь, а за ним лезут и остальные. Он или фаталист, или… черт знает кто!»
«Фиаты» проскочили — плотный клин, будто на параде. И сразу же начали набирать высоту, готовясь к новой атаке. Их хорошо было видно на фоне чистого неба. Вот они вошли в неглубокий вираж, развернулись на сто восемьдесят градусов, но вместо того чтобы снова идти на сближение с бомбардировщиками, на высоте прошли над ними в сторону Андалузских гор и скрылись.
— Ушли! — разочарованно крикнул Вальехо. — Испугались!
— Вернутся, — сказал Денисио. — Следи внимательно. Они вернулись минуты через три. У них был простой расчет: пусть республиканские летчики подумают, будто «фиаты» отказались от боя, а они потом навалятся на них внезапно, не дав возможности опомниться. И ударят так, чтобы было наверняка: внезапный удар всегда страшен и редко отразим.