Краткая история белковых тел
Шрифт:
Руки инстинктивно хватаются за автомат. Оборачиваюсь, с надеждой кидаю взгляд на поля, желтеющие головками подсолнухов. Если что -- я могу спрятаться там. Зелёные высокие стебли стоят плотной стеной, они выше моего роста и издалека кажутся непробиваемыми, твёрдыми, будто за моей спиной возведен укрепрайон из бетона, закамуфлированный зелёной маскировочной сеткой. Да, безусловно, издалека они представляются надежным укрытием.
Пора!
Я прицеливаюсь и выпускаю длинную очередь по автобусу. Пожалуй, бью неэкономно, ведь в Донецке меня учили стрелять короткими очередями. Автомат трясётся, как отбойный молоток, толкает в плечо. В сторону летят гильзы и резкий запах пороха сшибает в ноздри.
Автобус останавливается, я вижу, как из него выскакивают люди в зелёной форме, мелкие и неопасные, точно муравьи в траве. Но, на самом деле, они опасны. Это я ощущаю через минуту по звуку выстрелов, донесшихся до меня, чмокающим по мешкам пулям. Одна из таких пуль срезает палку, на которой висит флаг народной республики, и он отлетает далеко в сторону. Поднимать его некогда, ибо я напряженно слежу за передвижением напавших на блокпост людей, которые короткими перебежками подступают всё ближе и ближе.
Одному мне их не удержать, еще несколько минут, и они будут здесь.
Солёный пот заливает глаза. Я стреляю ещё, топя в грохоте выстрелов панические мысли, поскольку напоминаю себе загнанного зверя, попавшего в ловушку. Эта ловушка вот-вот захлопнется.
В тоже время меня не отпускает странное ощущение: кажется, что блокпост -- самое надёжное убежище, которое только есть на свете, что враги побоятся сюда сунуться, и что стоит отойти, хотя бы метра на два, как я сделаюсь совершенно беззащитным, открытым в пустом поле. Будто мужчина, застуканный голышом в чужой ванной.
Но валить отсюда, бежать надо. Срочно!
Начинаю осторожно пятиться назад, и, отойдя метра на три, не выдерживаю, бросаюсь к дальним деревьям, за которыми раскинулось поле подсолнечника.
14.
Стебли растений густо выстроились передо мной. С одной стороны, они совершили доброе дело -- укрыли от преследователей, но с другой стороны, -- впереди полная неизвестность. Куда шагать, где Донецк? Я не сельский житель и не умею ориентироваться посреди поля.
Периодически останавливаюсь в надежде услышать шорох, шаги вражеской стороны, их голоса. Но ветер колышет подсолнечник, и я слышу только ровное шуршание, подобно тому, как шумит морской прибой. Море подсолнухов окружает меня.
Шорох ног, скрип веток, желтые массивные головки тыкаются в лицо, словно хотят спросить о чем-то. Но мне нечего им ответить, и я молчу, только тяжело дышу. Не знаю, как долго иду по времени -- кажется, что бесконечно. Бреду в океане стеблей, плыву в желтом цвете лепестков. Голое пустое небо слепит своей синевой и эту синеву не могут прикрыть шляпки подсолнухов.
Наконец впереди сквозь стебли брезжит просвет. Я не знаю, что меня ждет, но пора выбираться. Может, я потом и пожалею, что не переждал хотя бы до темноты, что не лёг на поле между стеблей, глядя вверх на небо из-за черных головок, укрытых пальцами лепестков. Может, надо было так и сделать?
Я иду все дальше, и злой липкий пот заливает лицо, глаза, губы. Глядя сквозь него, я начинаю видеть вместо подсолнухов людей с обугленными черными лицами, которые надели зачем-то желтые венки. Как будто это не подсолнухи, а святые, сожженные на костре войны.
– - А ну стой!
– - я слышу резкий окрик, едва выхожу к дороге. Оказывается, я опять вышел к ней только дальше от блокпоста. Значительно дальше. Автобуса, по которому я стрелял уже не видно, наверное, уехал в село, но люди, которые охотились за мной остались.
Я медленно поворачиваюсь на крик. Передо мной стоят два парня в зелёном пятнистом камуфляже. На рукаве у обоих желто-голубые нашивки и еще знаки неизвестного подразделения -- их сейчас много развелось, всяких добровольческих батальонов. А может, они простые солдаты, вояки из украинских вооруженных сил. Оба в касках, бронежилетах, оба без масок.
У парней молодые лица и, хотя сам я не старый, мне они кажутся мальчишками, решившими поиграть в войнушку. Поскольку парни оказались без традиционных масок-балаклав, невольно замечаю, что кожа на их лицах обгорела и облупилась.
– - Ты хто, сэпар?
– - спрашивает один юношеским голосом.
– - Бросай!
– - он показывает рукой на оружие и наставляет свой автомат в мой живот.
Без тени сомнений бросаю на землю АК.
– - Я доброволец, -- признаюсь и думаю, что нет смысла скрывать этот факт, всё равно узнают.
– - А, та ты нэ сэпар, ты москаль?
– - в голосе второго парнишки, высокорослого, высохшего как скелет, слышится злорадство, неудовлетворенная злость.
"Этот меня убьёт, -- я думаю обреченно, -- такие всегда убивают".
– - Слышь, Фантом, -- первый, с ломким голосом, обращается ко второму, и я понимаю, что они называют друг друга по позывным, -- давай сдадим его в бэзпэку, хай с ним возятся. А мы заработаем!
Фантом с опаской вертит худой башкой по сторонам, точно ожидает, что из зарослей подсолнечника появятся новые террористы. Но никто не появляется. Он утирает пот тыльной стороной ладони.
– - Не-а, давай его кончим здесь. Неохота шлёпать в село по жаре, да еще с прицепом.
– - Та я ж говорю, заработаем! Помнишь, на прошлой неделе наши притащили в штаб двух ватников? Им из Днепропетровска гривны прислали.
– - Кончай долбить как дятел. Сказал, здесь разберемся! Погоди тут пока!
Фантом делает мне знак автоматом, показывая на подсолнухи и я подчиняюсь, иду по полю, раздвигая высокие стебли руками. Мне хочется идти и идти, я боюсь остановиться, боюсь оглянуться назад и увидеть торжествующую морду врага. Кажется, если остановлюсь, то сразу прозвучит выстрел. Поэтому лучше идти пока хватит сил.