Краткая история белковых тел
Шрифт:
– - Айда рубать!
– - предлагает между тем Петро, и они отправляются к Оксане.
Я кладу автомат в щель между плотных мешков, образующую мини-амбразуру и надеваю камуфляжную кепку, стараясь, чтобы тень максимально закрыла лицо. Замечаю, что рядом валяется черная маска-балаклава, и с ужасом представляю, как надел бы её на этом солнцепеке. Всё равно, что лицо опустить в кипяток. Когда мне её давали в Донецке, то предупредили, чтобы надевал всегда и везде -- так безопаснее. Но мне не от кого скрываться, я ведь не лидер непризнанной
Сзади раздаются звуки алюминиевой посуды, ложки стучат о тарелки. Я не оглядываюсь, знаю, что услужливая Оксана сразу предложит налить борщ -- она может принести тарелку прямо сюда, поставить на мешки, остаться рядом. Но её услужливость опять вызовет ревнивые взгляды Петра, а мне это не нужно.
У меня на плече висит рация для связи со штабом. Штаб -- это громко сказано, -- небольшая хата в Засечном, где находятся пару ополченцев. Они напрямую связаны с другим штабом, наверное, в Донецке. Периодически я с ними коммуницирую, сообщаю обстановку.
– - Север докладывает Тарану, -- говорю я, -- у нас нормально, движения нет.
– - Понял!
– - подтверждает Таран грубым голосом певца Шуфутинского.
Таран -- один из сельских мужиков, любящий копировать известных певцов российской и украинской эстрады. Его диапазон широк: от Верки Сердючки до Кобзона. Единственный, кто оказался не подвластен таланту Тарана -- это любимец китайских тинэйджеров Витас, поющий фальцетом.
Сегодня, действительно, тихо. Дорога пуста и даже пыль лениво лежит по обочинам, в надежде переждать жару. Никто её не тревожит, ни залетный ветер, ни случайная машина своими колесами. Пожелтевшая трава вдоль асфальтовой полосы тоже стоит не шелохнувшись. Двигаться не хочется никому.
Я чувствую, как струйки пота стекают по спине, вытираю влагу с лица. Со стороны нашей походной кухни доносятся аппетитные запахи борща и тушёнки, они угнетающе действующие на мой желудок. Внутри урчит. Пора бы и мне пообедать, тем более, что за спиной стихло звяканье ложек.
Поворачиваюсь лицом к нашей столовой. Вся троица уже насытилась и лежит в тени деревьев в послеобеденной истоме.
– - Дядька Никита, пусть меня сменят!
– - кричу я.
Дядька Никита медленно отрывает голову от травы, осоловело смотрит в мою сторону, словно впервые видит.
– - Мыкола, -- произносит он, помедлив, -- поди, поменяй штудента.
Не знаю почему, но дядька Никита зовет меня студентом, а не Севером. Может ему так нравиться? Но я не перечу. Младший Безручко безропотно встаёт, набрасывает на плечо ремень автомат и топает ко мне, опустив оружие стволом вниз.
Вот я и за столом. Повторяю те же манипуляции с едой, что и мои боевые соратники: то есть беру борщ, налитый в алюминиевую миску, методично жую, не отвлекаюсь на Оксану. Девушка присела рядом и терпеливо ждет, пока я расправлюсь с первым блюдом. Она посматривает на меня, не решаясь что-то спросить, а я не хочу затевать пустой разговор.
– - Оксан, ты
– - Хорошо, я по?няла!
– - с лёгкостью соглашается Оксана и продолжает смотреть на меня. Про себя я отмечаю, что слово "поняла", она произносит с ударением на первом слоге. Мне кажется это забавным и вообще, суржик нередко вызывает у меня легкую улыбку. Как если бы кто-то принялся специально коверкать русский язык ради какой-то забавы. Правда, непонятно какой.
Я доедаю борщ, принимаюсь за картошку с тушёнкой.
– - Как там вообще, в селе?
– - продолжает разговор Пётр, ему явно не нравится наше соседство.
– - Тихо. Бабка Нюрка позвала соседа резать Борьку -- это поросенок, -- пояснила она специально для меня, -- говорит, всё равно утикать в Россию. У неё знакомые есть в Ростовской области.
Заметив, что я доел, Оксана участливо спрашивает:
– - Данила, ещё ло?жить?
– - Не, спасибо!
Я встаю и, сопровождаемый разочарованным взглядом девушки, отправляюсь к Петру с дядькой Никитой, ложусь рядом на траву покемарить. Я не гляжу на Оксану, слышу только, как она звякает посудой, собирая её в небольшую корзинку.
– - Ты надолго к нам?
– - в дежурном вопросе ко мне старшего Безручко слышится скрытая заинтересованность. Ему хочется, чтобы я отсюда свалил как можно быстрее и не мешал ухаживать за Оксаной.
– - А что?
– - отвечаю я вопросом на вопрос, чтобы позлить.
– - У нас здесь мужиков хватает, а в соседнем селе трошки осталось -- одни бабы и девки. Попросись туда на блокпост.
– - Зачем это?
– - Та ты ж герой, приехал помогать. Какая нахрен тебе разница, где торчать на блокпосте: здесь, чи там?
Оксана между тем собралась, села на велосипед, и закрутив педали, резво помчалась по дороге, чтобы в случае чего не попасть под обстрел. Приподнявшись на локте, Петр провожает её долгим взглядом.
Не знаю почему, но сегодня мне хотелось его позлить. Может от скуки? Он ведь хороший парень.
– - Не, не буду проситься на другой блокпост. Мне и здесь хорошо!
– - заявляю я, не глядя на Безручко.
– - Если хочешь, сам просись!
Петр мрачно глядит на меня, но ничего не говорит.
Дядька Никита, задремал в это время послеобеденным сном -- легким, неглубоким. Воздух со свистом вырывается из его беззубого рта. И я чувствую, что меня тоже начала охватывать послеобеденная дрема, глаза тяжелеют, дыхание замедляется.
– - Слышь, студент, а ты чё вообще сюда подался? Чё забыл тут?
– - резкий голос Петра возвращает меня из сонного царства.
– - Героем заделаться хочешь? Только порожняк не гони!
– - Почему сразу героем?
– - я срываю травинку, сую её в рот, чувствуя горький привкус полевого растения.
– - Решил вот защищать русский мир.