Краткая История Тьмы
Шрифт:
Это было странное чувство, я вдруг потрогала струны, плотно натянутые между небом и землей, услышала глухое гудение красного смещения, Глас Господа.
В следующий миг я оказалась рядом с анакондой. Одним коротким движением я вогнала заточенный штырь в ее правый глаз, другим с разворота распорола змеиное горло.
Жижа вспучилась толстыми змеиными извивами, коридор наполнился жизнью, которая скоро стала смертью. Меня обвили и стиснули тугие кольца, выдавили воздух, оторвали от пола и ударили в потолок, и поволокли по нему, головой, лицом по шершавому бетону, закручивая спиралями, стирая уши…
Змея
Она перестала извиваться и замерла, свернувшись в плотный клубок, только черная кровь продолжала бить тонкими струйками, и звук. Похожий на плач.
Надо было успокоить сердце. Оно билось с такой скоростью, что удары сливались в однообразный шум. Я удивилась — как сосуды выдерживают такую скорость? Давление, наверное, поднялось… Не знаю даже, какое. Кожа болела. Она обрела неприятную чувствительность, впрочем, как и зрение, слух и реакция. И еще.
Появилось нечто… Трудно объяснить. Суперпредчувствие, что ли. Я знала, что мне надо делать в следующую секунду, и сами секунды стали послушны, я вертела ими как хотела, держала их в кулаке. И оставалась живой.
Надо было успокоиться. Потому что жить в таком состоянии оказалось крайне утомительно, кричать все время хотелось. И убивать. В руках продолжала играть злость, мне бы еще парочку анаконд, придушить голыми руками!
Но анаконды, кажется, кончились. Может, маленькие где остались. Вряд ли, в таких условиях не шибко размножишься. Плевать на них.
Плевать.
Плевать.
Я закричала.
Так, что в горле, кажется, лопнул сосуд и рот наполнился кровью. Это меня успокоило. Нет, точно успокоило. Сердце отпускало. И вот уже я дышала спокойно, хотя горло болело, и кровь хлынула уже из носа, и зубы раскрошились, причем передние в пыль. Это больше меня не волновало, я продолжила пробираться вперед, переступая через змеиное туловище, оскальзываясь на гладкой холодной коже.
Минуты через две коридор закончился тупиком. На стене краснел рычаг. Старомодный, железный, именно что краснел — был выкрашен яркой светящейся краской, я дернула за этот рычаг, над головой лязгнуло железо, и ко мне спустилась лестница. Проржавевшая и скользкая, я уцепилась за ступени и, не теряя времени, поползла вверх.
Поднялась метров на двадцать, наверное, выбралась в место, которое больше всего напоминало медицинский отсек — белые стены, много блестящих предметов, приборы, сложные, с многочисленными манипуляторами, походящие даже не на медицинское оборудование, а на роботов, многоруких и многоопытных. На старой базе медотсек был чем то похож на этот, только оборудование здесь было намного сложнее, это отметила даже я, и больше его.
Головы. Змеиные, в квадратных банках. Пять штук. Как живые. Значит, я в этом подвале не первая. Понятно.
Здесь нашлись и полезные вещи — на стене в красном застекленном ящике висел хирургический набор — пила, колотушка для анестезии, ланцеты, скальпели, я выбрала топор. Короткий, с удобной ручкой, с острым как бритва лезвием. Хорошая вещь, такой в девятнадцатом веке корабельные хирурги рубили руки и ноги. Ну и мне пригодится. Я перехватила топор получше и двинулась дальше, рассчитывая обнаружить арсенал, склад взрывчатки, выход. На выход я надеялась не очень, скорее всего, выходы взорваны, но мало ли.
Медицинский отсек закончился коридором, разнообразием подземная архитектура не баловала.
Коридор на этот раз, правда, сухой и светлый.
Я ощутила усталость. То есть я ничего не успела толком ощутить, меня повело, я запнулась за стену, упала. Попыталась подняться, но это уже не получилось, пол тянул, гравитация давила, убивает не высота, убивает гравитация…
Я уснула еще на ногах.
А проснулась уже лежа лицом в пол. Кажется, я сломала еще один зуб. Он лежал рядом, сиротливо и одиноко, никому больше не нужный. Неожиданно для самой себя я этот зуб пожалела, взяла и спрятала в карман. Глупый поступок, но в такой обстановке начинаешь совершать глупости. Волосы же я собираю? Чего тогда зубами разбрасываться? Какой это по счету? Десятый, не меньше.
Сколько проспала, не знаю, может, пять часов, а может, пять минут, какое время в коридорах? Или пять дней. Эта неожиданная вспышка боевой ярости, во время которой я расправилась с анакондой, даром не прошла, хотя сейчас отоспавшись, я чувствовала себя гораздо лучше.
Надо выбираться.
Поднялась на ноги, неожиданно бодро себя ощущая, за время сна восстановилась, но настроение не улучшилось, в голове оставались пустота и раздражение.
Решила пройти вперед еще немного, посмотреть. В выходах я уже сильно сомневалась, но на всякий случай, кто его знает? Мало ли что? Я ненавижу тайны, но иногда с ними приходится мириться.
Коридор выглядел вполне себе безопасно. Кое–где на стенах были нарисованы картинки, причем некоторые, как мне показалось, были нарисованы совсем маленькими детьми. Цветочки. Собака с большой квадратной головой. Слон. Дорога, пальма, солнышко, стены были разрисованы разноцветными мелками от пола почти до середины.
Буквы еще.
Сначала я пыталась складывать их в слова, затем эти попытки оставила, потому что слово получалось всегда одно: «мама».
Иногда на стенах встречалось и странное — настоящие маленькие картины, в основном природа. Мне особенно понравилась одна — море в самый разгар солнечного дня и над морем птицы, похожие на фиолетовых чаек. Похоже…
Не знаю почему, но от этих рисунков мне стало гораздо страшней, чем от анаконд в затопленных коридорах. Рисунки указывали лишь на одно — когда то здесь жили дети.
А теперь они здесь не жили.
Теперь здесь водились змеи.
Это был жилой сектор. Небольшой совсем, всего пять боксов. Двери открытые, решила проверить.
Боксы здесь были больше, комнаты больше, мебель лучше. Настоящая мебель, дорогое дерево, кожа, ткань. Личных вещей почти никаких, несколько старых игрушек, пластмассовые поломанные машины, плюшевые звери, при прикосновении распадавшиеся в разноцветную пыль.
Пыли вообще оказалось много, она лежала на полу толстым ковром, серела на предметах, свисала со стен лохмами. Дышать в запыленных боксах было трудно, я оторвала от рубашки рукава и сделала из них респиратор, немного, но помогло.
От пыли тут же начали слезиться глаза, но два бокса я все таки проверила.
Ничего, что заслуживало внимания. Игрушки, обувь, разношенная и непонятная, корзина. Предметы, по которым толком ничего сказать нельзя, они могли принадлежать кому угодно и когда угодно. То есть не кому угодно, детям — вряд ли взрослых интересовали игрушки и карандаши.