Кража по высшему разряду
Шрифт:
Размышляя так, Инна довольно быстро дошла до места. Худенькая фигурка Изольды маячила возле храма со страшноватым названием «Спас на Крови».
— Дамы, хотите устрою вам часовую пешеходную экскурсию? Всего десять долларов! — как черт из табакерки выскочил из-за угла мужичок в куцей курточке и красной бейсболке.
— Дорогой мой, я сама готова провести для вас экскурсию по родному городу. Только не часовую, а многодневную, — грустно сказала Изольда, и мужичок, отступив, растаял в сумерках, словно очередное петербургское привидение.
— Эй, поди сюда! — поманил вдалеке какой-то приезжий, и мужик тут же сменил курс. Инне показалось, что силуэт второго смахивает на ее недавнего знакомца по купе. Что ж, пусть этот простоватый
Изольда ничего не замечала вокруг и грустно улыбалась. Черты блистательной французской актрисы опять проступили в облике пожилой петербурженки. Теперь она выглядела почти счастливой. Безжалостное время вернуло ее в обжитое и родное прошлое. Во-первых, Ромка Караваев за границу так и не уехал, хоть и грозился, и по-прежнему служит искусству в Малом оперном. Он неожиданно обрадовался звонку Изольды. Когда-то Роман всерьез ухлестывал за Галкой, Изольдиной старшенькой, и ностальгия временами сжимала его в меру циничное, как у всех служителей Мельпомены, сердце. А во-вторых, нынче вечером давали «Пиковую даму». Самую петербургскую из всех опер, написанных за последние двести лет. И самую загадочную. На «Пиковую» Изольда бегала с подружками еще в далекой юности. Тогда, на галерке Мариинки, спектакль показался ей настоящим чудом, волшебной сказкой. И теперь, спустя целую жизнь, можно опять на три часа сбежать из скучной реальности. Словом, питерский ангел на шпиле собора Петропавловской крепости наконец-то повернулся в сторону двух усталых женщин просветленным лицом.
Внезапно, как по команде «мотор», с неба повалил подсвеченный фонарями, совершенно оперный снег. Он падал большими, пушистыми хлопьями на натуральные, а не бутафорские декорации и не таял на волосах и ресницах женщин. Лебяжья канавка, в которой утопилась бедная Лиза, была в двух шагах от этого мрачноватого места. Дамы одновременно подумали: как хорошо, что они все-таки в этот вечер выбрались в театр! Музыка Чайковского добавит светлых красок к воспоминаниям об их встрече и о зимнем Петербурге. Изольда будет потом целый год медленно и с удовольствием смаковать впечатления об оставленной родине под пленительную музыку Петра Ильича. Да и Инна в Москве вспомнит этот день со светлой грустью. Как страшноватую петербургскую новогоднюю историю сродни сказкам Теодора Амадея Гофмана.
— У нас в запасе минут сорок. Пройдемся? — предложила Изольда. И решительно потащила Инну из обледенелого переулка в сторону Невского. Здесь, в центре города, немолодая петербурженка знала историю каждого дома, каждого моста, любой чугунной решетки и говорила без умолку. Инна даже на какое-то время утратила нить ее рассказа. Дамы скользили по тротуарам, младшая вцепилась в худенькую руку старшей, чтобы крохотная, как питерский воробушек, Изольда опять не улетела, не упорхнула, поднятая снежным вихрем, от Инны, как тогда, на платформе Московского вокзала.
Внезапно Инне показалось, что сейчас Изольда где-то очень далеко. Словно свидание с любимым городом для этой хрупкой странной женщины лишь средство на пути к неведомой цели. Какой? А если Марк прав и она вернулась в Питер неспроста? Инне вдруг до мурашек в ладонях захотелось это узнать. С детства обожала тайны. Но Изольда не давала ей и слова вставить. Рассказывала, показывала… Да что там говорить, «индивидуальную экскурсию» для самонадеянной москвички она вела блестяще. Внезапно Инна заметила одну странность. Паузы в рассказе Изольды всегда случались возле антикварных магазинов, которых в районе Невского великое множество. И все — роскошные, пафосные и, разумеется, рассчитанные на совсем другую публику, чем две немолодые и весьма небогатые женщины.
— Зайдем? — небрежно предлагала каждый раз Изольда, затаскивая родственницу в магазин и окидывая цепким взглядом все картины разом. Видимо, не обнаружив того, что искала, она тащила Инну дальше, к новым антикварным
В длинном подземном переходе на Невском они едва не налетели на высокую худую фигуру в черном пальто. Изольда растерянно охнула, даже присела, попытавшись спрятаться за Инну, но было поздно.
АРИЯ МЕФИСТОФЕЛЯ
— А, я так и знал! Изольда в Петербурге! — вскричал седовласый мужчина с торжеством пророка. В длинном тоннеле подземного перехода на Невском его зычный голос прозвучал громоподобно и эффектно, как у оперного баса. Да и вид у него был какой-то неестественно-театральный: седые кудри развевались на ветру, длинный шарф съехал набок, взор извергал молнии. Марк, а это был, конечно, он, воззрился на женщин с торжеством праведника, застигнувшего двух блудниц у дома терпимости.
— А ты, Инка, тоже хороша! Пляшешь под дудку этой неблагодарной особы. И одновременно нагло врешь доверчивому родственнику, который знаком с тобой с колыбели. Пригрел, короче, змею в своем доме! — обдал он ее волной ледяного презрения. — Я что, преступник какой, чтобы меня сторониться? Бомж, наркоман, игрок, наконец? Изочка, женушка, надеюсь, ты не забыла, что это я вывез тебя в Европу? Помнишь, как я изо всех сил помогал тебе приспособиться к тамошней жизни? Следил, чтобы ты не спустила в первый же день свои крошечные средства на яркую заморскую ерунду. И не лила каждый день слезы по этому ничтожеству Ваське.
— Какому еще Ваське? — насторожилась Инна. Она только-только привыкла, что Васька — это Васильевский остров, и тут на тебе… Может, Марк имеет в виду какого-нибудь безвременно почившего кота? Изольда всю жизнь была заядлая кошатница… Однако в их прежних разговорах ни о каком Ваське и речи не шло.
— Неужели ты, Инка, не в курсе? А твоя тетушка хитрее, чем я думал. Змея! Ну как же, как же, Васька — это наш сосед по даче Василий Петрович! — демонически расхохотался Марк. Его смех в переходе теперь прозвучал зловеще, как у оперного Мефистофеля. — Васька — это наш, как говорится, третий лишний. Сельский отшельник. Твоя тетушка не рассказала самого главного: ее многолетний роман с этим ничтожеством не был тайной даже для ее дочерей. А ведь мужичок — так себе, глянуть не на что. Мелкий, суетливый, простоватый. Да и, мягко говоря, небогат. Этакий провинциальный живчик. И собаку завел под стать себе — суетливую и бестолковую. Фокстерьер Фредди! Болонка, а не терьер! Прыгает, бегает по участку, бестолково тявкает, но никогда никого не укусит. Тот еще охранник. Как и его хозяин Васька… Огородник доморощенный! Все лето на грядках. В майке и старых трениках. Теплицы завел, парники. А зимой — знаешь, чем этот тихий дачник занимается? Никогда не догадаешься. Учителем физкультуры в местной школе работает. Хоть и на пенсии, не выгоняют почему-то старикана. Хвалится, что до сих пор на брусьях подтягивается. Жилистый, гад! Так что все претензии Изольды закончились — ха-ха-ха! — школьным физруком.
Марк сурово поправил шарф, давая понять, что аудиенция окончена, и объявил:
— Ну ладно, дамы, мне пора. Не скажу, что рад был встретиться. А сейчас прощайте. Мне на лекцию, деньги зарабатывать. Не могу, как некоторые, на иноземные подачки жить. Да еще и Василия Петровича по концертам водить и мартини в забегаловках угощать.
И, обдав их ледяным взглядом, Марк растаял в наступившей темноте, как очередное петербургское привидение.
— Это правда, ну, про вас и Василия Петровича? — не выдержала Изольда, едва длинная фигура Марка исчезла за спинами прохожих. Любопытство сжигало ее. Вот так пожилая тетушка, ну тихоня!