Кредиторы гильотины
Шрифт:
– Я никогда не видел тебя такой хорошенькой.
– Неужели? – проговорила она. – А мне кажется, дорогой Поль, что мы неверно думали друг о друге. Ты – принимая меня за простую женщину, я – считая тебя дураком.
– Как ты сказала?
– Я сказала: «Считая тебя дураком».
– Откровенно.
– Но мы еще успеем поговорить об этом. Пожалуйста, не удивляйся. Я женщина, которая всегда умеет быть на высоте того положения, в которое ее ставит судьба.
– Я знаю это.
– Хорошо. Куда же мы отправимся обедать?
– Но ведь ты же сама сказала – к Петерсу.
– О, мне все равно. Но я хотела идти к Петерсу из-за тебя.
– Как, из-за меня? – с удивлением спросил Поль.
– Потому, что аббат… Знаменитый аббат…
– Пуляр?
– Да.
– Ну, и что же?
– Ты, может быть, увидишь его там.
– У Петерса?
– Да. Потому что каждую ночь, выходя из клуба, он отправляется туда ужинать.
– А-а, – протянул Панафье.
На этот раз наш герой начинал чувствовать страх. Он, который хотел воспользоваться этой женщиной для достижения своих планов, почувствовал, что ему пора стать осторожней. Ему предстояло сыграть трудную роль, и он начинал бояться, что провалит ее. Он заплатил за стакан вина, который приказал себе подать, и сказал:
– Ну что, идем?
– Да, конечно.
– Мы поедем в экипаже?
– О нет, – сказала она, беря его под руку, – мы пойдем пешком. Мне очень приятно прогуляться под руку с таким красивым молодым человеком.
На этот раз Поль был озадачен, но, тем не менее, он согласился. Опираясь на его руку, почти положив голову на его плечо, Нисетта прошептала:
– О, Поль, я очень счастлива! Что может быть лучше, чем быть с тобой вдвоем… Я люблю тебя большее, чем ты думаешь.
Поля это озадачило, но, готовый ко всему, он был осторожен.
Путь с бульвара Монмартр к Петерсу был не очень долог, и Поль, становясь наблюдателем, не мешал Нисетте болтать. Впрочем, это самое лучшее средство понять человека – заставить говорить глупости людей, которые желают показать себя умниками, в то время как действительно умные люди молчат, когда находятся в обществе болтунов. Смущеная молчанием своего возлюбленного, Нисетта несла всякую чепуху.
– Знаешь, ты меня заставил сильно страдать у Баландье, – говорила она. – Ты не нашел для меня ни одного слова и занимался только одной Луизой. Выбирай: или ты любишь Луизу – или меня, или ты смеешься над Луизой – или надо мной. Отвечай же!
– Если бы я смеялся над тобой, то сейчас меня не было бы здесь.
– Это еще не довод. Хочешь знать, почему я тогда удержала Луизу? Так как ты имеешь право принимать меня за самую недостойную женщину на свете, то я скажу тебе, что удержала Луизу потому, что твоя любовь к ней заставляет меня страдать. Или ты любишь меня, или не любишь. Если первое, то ты должен понимать, насколько для меня неприятно твое отношение к Луизе.
– Я люблю тебя.
– Почему ты смеешься? Пожалуйста, не смейся, так как ничто в мире не может так рассердить меня, как мысль, что надо мной смеются.
– Я смеюсь не над тобой.
Несколько минут продолжалось молчание, во время которого Нисетта вертела головой по сторонам и улыбалась всем, кто обращал на нее внимание. Она надеялась, что Поль сделает какое-нибудь замечание, но он, казалось, не замечал этого.
– Послушай, – снова заговорила Нисетта, утомившись строить глазки, – меня оскорбляет, что ты удивился, когда увидел меня хорошо одетой.
– Что за глупости ты говоришь?
– Совсем не глупости. Я говорю правду. Разве я хуже какой-нибудь известной кокотки? Я не всегда была такой, как теперь, и, может быть, имею важные причины оставаться в моем теперешнем положении.
Как охотничья собака, которая настораживает уши при выстреле, Поль стал внимательнее. Он даже решил запомнить услышанную фразу, чтобы объяснить ее в тот же самый вечер, если ему удастся достигнуть той цели, к которой он стремился. Но, тем не менее, он сказал:
– Поздравляю, Нисетта, ты прямо сошла с ума. Я просто выразил свое удивление, заметив, что ты еще больше похорошела. Я просил тебя прийти на это свидание для того, чтобы забыть сцену у Баландье, но вдруг ты же вспоминаешь о ней и жалуешься. Но ведь жаловаться имею право один я. Ты, которую я знал веселой и смеющейся, стала злой и надутой.
Это замечание было совершенно верным, и Нисетте нечего было возразить. Она только нежно прижалась к Полю, и, наклонившись к нему, тихо проговорила:
– Ах, дорогой Поль, я так счастлива, что с тобой наедине. Но я невольно вспоминаю о Луизе. Эта мысль заставляет меня страдать, потому что я очень тебя люблю и ревную.
– Ты сегодня расстроила удовольствие от пребывания наедине.
– Да, это правда. Прости меня, не будем больше говорить об этом. Ты меня любишь, не правда ли? – проговорила она, быстро повернувшись к нему лицом.
Последний ответил довольно естественным тоном:
– Я обожаю тебя.
Хотя Нисетта была не глупа, она, тем не менее, удовольствовалась этой фразой и отблагодарила своего спутника нежным пожатием руки, сопровождая его не менее нежным взглядом. К этому времени они дошли до Петерса.
Панафье там знали. Он сделал знак лакею, и тот проводил их в отдельную комнату второго этажа. В последнее время парижские рестораны настолько выросли качественно и количественно, что мы должны несколько слов сказать о нравах ночных и дневных ресторанов Парижа. Когда-то наши отцы восхищались такими кафе, как «Ротонда», «Пале-Рояль», «Кафе-Фуа», но в наше время даже самые плохие рестораны превосходят их. В настоящее время, не говоря уже о достоинствах кухни, сама роскошь обстановки подобных заведений приводит в восторг. Петерс сделал из своих гостиных чудеса роскоши и искусства. Американский комфорт соединяется в них с французским вкусом. Провинциал, попавший в Париж, имеет полное право, сказать: «Ах, в этом Париже ни в чем себе не отказывают!» Поль рассчитывал на впечатление, которое эта роскошь должна была произвести на Нисетту, и специально приказал лакею отвести их в одну известную ему отдельную комнату, отделанную особенно роскошно.
Но когда лакей, зажигая газовую лампу, попросил. Нисетту и Поля войти, последний был сильно озадачен, услышав как его спутница, снимая шляпу, говорит:
– А, это золоченый кабинет!
– Что ты сказала?
– Да я его отлично знаю. Я здесь не в первый раз. Боже мой! Сколько раз мне здесь случалось веселиться!
Поль недоумевал все больше и больше. Вот уже четыре года длилась его любовная связь с Нисеттой, и он считал своим долгом скрывать это, исходя из того, что знал об этой женщине. Он всегда считал ее женщиной, которая вследствие несчастья была поставлена в положение гораздо более низкое, чем то, на которое она имела право по своему уму и образованию. Но он никогда и представить не мог, что жена Левассера, его привратника, может в один прекрасный день одеться по последней моде; знать в одно и то же время и Жобера, и таинственного Пуляра… А главное, чтобы маленькая, полненькая женщина, которая по утрам сама отправлялась за молоком в вязаном платке на голове, чтобы эта жена почтенного Левассера была завсегдатаем Бребана, Петерса и заведений, подобных Баландье!.. Тем не менее, не желая быть принятым за дурака, Панафье скрыл свое изумление, совершенно непринужденно взял шляпу и пальто из рук своей спутницы и отдал их лакею, в то время как Нисетта поправляла перед зеркалом свою прическу.