Кремовые розы для моей малютки

Паветра Вита

— А давайте, мисс ди Сампайо, предположим, что ему не мерещится. И что вы были в ту ночь в «Райских кущах». Согласитесь, немного странное развлечение для юной особы — ночные прогулки по автостоянке, — продолжал Фома. — У меня большой опыт, однако подобное слышу в первый раз. А, может быть, вы там не просто… кхм, гуляли? Может быть, вы машинами любовались…

Глаза девушки, на мгновение, вспыхнули. Ну, точно сигнализация! Не соврал охранник, ни капли не соврал, подумал господин комиссар. И продолжил:

— … и не просто любовались, а выбирали, какую угнать. Это

просто предположение! Фантазия, как вы говорите.

— Тоже мне, нашли угонщицу, — фыркнула Мерседес, исподлобья глядя на Фому. — У меня, господин комиссар, и прав-то нет. А до второго совершеннолетия, когда я смогла бы их получить — еще целый месяц. Я, что, на дуру похожа? Мне в тюрьму неохота.

— Туда всем неохота, мисс Сампайо, только работы у нас, полицейских, почему-то не убавляется. Этот вопрос я вам уже задавал, хочу его повторить. Где вы находились в ночь с 12 на 13 июня?

Девушка вскинула на него «бездонные, сапфировые» глаза.

— Я вам еще в магазине говорила, господин комиссар, и еще сто раз повторю. Дома была, читала, — отрывисто произнесла девушка. — Потом спать легла.

— Кто может это подтвердить?

— Моя квартирная хозяйка, миссис Броуди. Мы с ней слегка повздорили.

Господин комиссар испытующе уставился на Мерседес, та стойко выдержала взгляд.

— На предмет чего?

— У нее книжка в кресле валялась. «Поцелуй сквозь решетку», как графиня полюбила полицейского. Ну, я полистала. Слюни и сопли, натуральная срань. Ее оболгали, поэтому он ее арестовал, а потом — спас и каа-а-ак полюбил... Вы, говорю, умная женщина, а всякое дерьмо жуете. Миссис Броуди страшно обиделась.

Девушка вздохнула.

— Дура я, конечно. У нее жизнь не сахар, вот и… Так мне стыдно стало, так погано на душе… ну, извинилась.

— Что извинились — это правильно, остальное — проверим, — сказал Фома, пряча улыбку.

— А, вот еще! Меня и ваш «барбос», наверное, запомнил.

— Это вы о ком сейчас говорите?

Девушка потупилась.

— А там кто-то из ваших который вечер топчется. Пасет кого-то, наверное, дырку в асфальте уже протоптал. Пансион у миссис Броуди — крошечный, а на противоположной стороне — банк и аптека. Понимаете, господин комиссар?

Господин комиссар очень хорошо понимал. И даже слишком хорошо: надо же так опозориться — не самый опытный, а все-таки полицейский, должен быть осторожным. Практически, невидимым. А девчонка сопливая в два счета его «срисовала». Придется менять, вздохнул Фома.

— Я всегда молча им любуюсь, спокойной ночи ему желаю — тоже молча. А тут, со злости, в окно как заору: «Иди спать давай! И баба тебя заждалась! Пока-пока!» Он аж вздрогнул и на меня уставился. А в голове явно: «Спалили! Все пропало!» Мне второй раз за тот вечер стыдно стало. Человек же не виноват, что ему такая дурацкая работа досталась. Кому-то ж надо…

Она замолчала.

Фома, с интересом, смотрел на нее. Кто только не побывал в его кабинете за долгие годы, но таких, как сидящая перед ним девушка — нет, не попадалось.

— И что дальше было? — заинтригованно спросил он.

— Дальше?

Воздушный поцелуй ему послала. Он усмехнулся, изобразил поклон и развел руками, и три пальца показал. Я не дура, поняла. Три часа ему тут еще Луной, бг-г, любоваться. Мысленно пожелала ему богатый улов.

— А потом?

— Закрыла окно и спать пошла. На часах было… — девушка на минуту задумалась. — Немного за полночь, минут двадцать первого. Теперь все.

— Два свидетеля — это хорошо, это надежно, — задумчиво произнес Фома. — Очень рад за вас, барышня. Потому как один свидетель…

— …не свидетель[i], — закончила фразу Мерседес.

Господин комиссар вновь задумчиво посмотрел на нее.

— Ладно, проверим. Давайте-ка ваш пропуск, сеньорита Сампайо. — И, подписав его, предупредил: — Из города пока никуда не уезжайте.

«Да за какой шиш?», мысленно усмехнулась девушка. А вслух произнесла:

— Обещаю.

Когда девушка закрыла за собой дверь кабинета, господина комиссара осенило: да ведь никакого «топтуна» возле пансиона «Под платаном» — и в помине нет. Соврала девчонка и глазом не моргнула, заморочила… а он купился! Кто умело соврал единожды — соврет и два, три, и еще сто раз. Может, у нее в роду цыгане были? Господин комиссар улыбнулся и покачал головой.

«Ничего, надо будет - очную ставку устроим. По времени сходится все - так может, пока охранник в отключке валялся, она покойничка и приволокла?» Но тут Фома вспомнил узкие, хрупкие запястья девушки, ее тонкие пальцы... Нет, не для нее задача. Кто-то мог ей помочь? Желающие, наверняка, найдутся. Жалко девчонку, влезла в скверное дело.»

Господин комиссар постучал в стену. Часть ее отъехала в сторону, из открывшегося проема вышли грустный, как всегда, Самуэль и охранник с автостоянки. На лице второго было написано нечто совершенно неразборчивое: «О-оо... вот это да... уййё!» и прочее, не менее, «умное».

– Она?
– спросил господин комиссар.

– О-она, - произнес ошеломленный охранник. И зачем-то потрогал здоровенную шишку на затылке.

– Петер, вы сейчас идете домой и никому, ни одной живой душе - вы слышите, ни одной!
– ничего не говорите. Вам все ясно?

Охранник молча кивнул.

– Если что-то еще увидите или найдете... да мало ли?
– сразу к нам.

Охранник опять кивнул. «У него не мозги, у него речь отшибло», хмыкнул Фома. «Ничего, разберемся.»

Ох, уж эти чертовы «кремовые розы»!

Фома вспомнил о недавнем скандале: месяц назад одна крупная газета, с девизом «Для нас нет секретов!» напечатала статейку в разделе «происшествия». В ней смаковался дичайший случай в семействе владельца и главы крупного банка, Иеремии Голдвиг: во время домашнего праздника, его чуть не до смерти покусала собственная жена. Статья была всего на половину страницы, но так выразительно живописала произошедшее, что у читателей наверняка поджилки тряслись и волосы вставали дыбом. Автор не пожалел «ярких красок» — все расписал в мельчайших деталях, будто сам в тот вечер присутствовал в особняке…