Крепость
Шрифт:
Я пытаюсь двигаться как при замедленной съемке и заставляю руки успокоиться, когда медленно вынимаю из портмоне различные бумажки: Должно быть, все это выглядит со стороны довольно забавно.
Тщательно упорядочиваю содержимое портмоне, как будто бы сейчас нет ничего более значимого, чем раскладывание бумажек в определенной последовательности. Наконец раскладываю бумаги непосредственно перед невыразительным лицом адъютанта на письменном столе. Затем, наконец, разложив все по порядку, пододвигаю ему эту кипу.
И добавляю: «Пожалуйста!» После чего откидываюсь назад на своем стуле.
В этот момент испытываю сожаление от того, что не курю. Эх, вот сейчас как раз тот момент, чтобы зажечь сигарету!
А еще лучше было бы набить трубку и глубоко затянуться.
Напряжение создает внутри меня такое сильное беспокойство, что с трудом сохраняю спокойствие. Все произошедшее кажется мне сплошным фарсом: Неужели я добрался с Божьей помощью из Бреста до La Pallice только для того, чтобы бессмысленно принести в себя жертву?! Янки могли бы меня и там спокойно укокошить.
А может быть, я должен был посильнее оскалиться и действовать более энергично? Надавить на этих засранцев здесь так, чтобы задницы затрещали? А если попробовать отбросить стыд и прикрыться именем Деница?
— Если гросс-адмирал узнает, что я здесь застрял, будет скандал! Думаю, Вам известен характер господина гросс-адмирала, господин обер-лейтенант…
Так, теперь мои слова прозвучали чистой угрозой! Адъютант, кажется даже язык проглотил от моей наглой самоуверенности. Он смотрит на меня, сначала выпучив глаза, а затем из-под прищуренных век. Я же пру дальше, словно закусив удила:
— Вот здесь, в выданном в ведомстве Кейтеля документе — Вы должны прочитать тоже этот текст! — Читайте! Здесь указано прямо, что Вы мне, в любой форме — и это звучит вполне ясно: «В ЛЮБОЙ ФОРМЕ» — должны оказывать содействие. Иначе можете попасть в адову кухню…
Сработало! Адъютант выглядит сникшим. Я же, все еще ощущая азарт, спрашиваю:
— А где сегодня господин Шеф Флотилии?
— На рыбалке! — понуро отвечает адъютант, — Вы же это знаете?!
Я выдерживаю короткую паузу и, набрав воздуха, продолжаю:
— Ловко он перевел на Вас стрелки! Короче: Ваш шеф настойчиво рекомендовал мне, чтобы я обратился к Вам по поводу того, что касается нашего дальнейшего следования.
Прозвучало достаточно официально или нет? Втайне говорю себе: Только не теряй голову!
— Вы, в любом случае, должны обратиться Морскую транспортную службу ВМФ, — произносит адъютант. — Я сейчас позвоню туда.
И затем этот надменный надутый индюк мне еще и совет подает: Мол, мне, конечно, можно было бы попробовать проехать одному, и по грунтовке, но лучше подождать. Он на моем месте подождал бы еще три дня. За это время соберется очередной транспортный конвой.
— Вы имеете в виду автобусы?
— Да. Около полудюжины.
Три дня!
Ну, у этого мужика и нервы!
И в конвое? На автобус в конвое меня больше даже на десяти лошадях не затащишь. Все продано и куплено, и я не хочу испытать пережитое уже однажды приключение еще раз.
Интересуюсь у адъютанта, что передают в течение последних дней о продвижении Союзников.
— Saint-Brieuc пал восьмого августа! — отвечает он официальным тоном. — Вчера передали, что Союзники уже вплотную подошли к Анже… Но Вы это и так уже знаете.
— А что с Брестом? — спрашиваю нетерпеливо. — Неужели ничего о Бресте?
— Нет, почему же! Подождите-ка, здесь вот, у меня… — адъютант перелистывает стопку бумаг на столе и затем вытаскивает один лист:
— Девятого сообщили: «Бои в 7 километрах под Брестом», а одиннадцатого августа, то есть позавчера, прибыло сообщение из Ставки Главнокомандующего: «Северо-восточнее Бреста, в течение последних дней, было уничтожено более 40 вражеских танков…»
Услышав это, мне кажется, что в Бресте и в самом деле гигантская мясорубка делает мясной фарш!
Здесь тоже скоро наступит конец. Он приближается с каждым днем, каждым часом. Прочь, прочь, прочь отсюда!
— Хорошо, тогда доложусь сначала в Морскую транспортную службу, а затем как Бог рассудит, — я ворчу негромко и ухожу.
Прямо перед бараком стоит Бартль. Он выглядит исхудавшим и павшим духом — и словно внезапно состарившимся на много лет. Может, в этом виноват падающий на него резкий свет? Или это игра моего собственного печального восприятия окружающего?
Только теперь я вдруг осознаю, что Бартль на десятилетия слишком стар для того, чтобы играть роль фанатичного бойца. Как ему удалось так долго служить при Флотилии в Бресте? Наверное, подделал дату своего рождения.
— Как сегодня дела? — спрашиваю так любезно, как только могу.
— Живу как червячок в сале, — следует ответ.
Ну, слава Богу! Голос Бартля звучит снова с интонациями ходячей энциклопедии изречений. И я восхищенно восклицаю:
— Браво, Бартль!
Бартль корчит такую плаксивую мину, словно все еще не понимает, кто в этом, собственно говоря, виноват. Наконец он решается на вопрос:
— Когда будем двигаться дальше, господин лейтенант?
— Когда это будет дозволено местными господами, — даю ответ и думаю при этом: Всего один быстрый удар легко бронированным передовым отрядом, и янки уже здесь…
— При такой жаре, там нам пришлось бы много поливать, господин лейтенант.
Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что Бартль мысленно устремился в Брест и свое садоводство. Подхватываю его «знамя» и говорю:
— Кстати о поливе: Они здесь поливают, пожалуй, тоже довольно много — словно заглядывая вперед и предвидя еще более сильную жару!
Услышав это, Бартль с печальным видом сдается, и вместо ответа лишь улыбается. И тогда я посылаю его выяснять положение.
Почти в туже минуту, как Бартль уходит, встречаю Крамера.