Крепость
Шрифт:
Пауза.
— Они подошли почти вплотную, так что хватайся, сказал я себе, — продолжает Бартль выждав, — и тогда хватаюсь за руль, в последнюю минуту, и замираю. Они еще некоторое время все искали меня и, конечно, спрашивали себя: Куда только запропастился этот парень? А я, наконец, вспомнил: Они не должны оставаться в неведении насчет меня, и стал стучать в борт: три коротких удара, три длинных, и тогда они услышали меня в машинном отсеке и подняли тревогу — а затем меня вытащили… И не глядите на меня как на чокнутого! Так все и было!
— Э, мужик, хорош баланду травить!
— Кончай травить баланду! Сменить пластинку! — слышу театральное стенание.
Не могу понять: старый Бартль снова наступает на те же грабли. Вхожу в дверной проем и говорю во внезапно наступившую тишину:
— Эй, Бартль?
Бартль рывком поднимается и выходит, при этом его трубка выпадает изо рта.
Перед бараком говорю ему:
— Вы разве все еще не заметили, что здесь происходит? Вы хотите остаться здесь? Судя по всему, Вам нравится эта «поляна»…
Бартль стоит как наозорничавший школьник перед строгим учителем.
Сообщаю ему о провале моей миссии в La Rochelle:
— Мы должны по-любому вырваться отсюда, — ворчу глухо, — Но проблема в транспорте. От этих сук никакой помощи не дождаться! А Вы просто сидите и вешаете братишкам лапшу на уши. Короче, Вам пора уже проявить лучшее из Ваших врожденных талантов.
— Слушаюсь, господин лейтенант! — только и мямлит Бартль и уходит, понурившись.
В следующий момент мимо проходит адъютант, и я обращаюсь к нему:
— Скажите, где в данный момент находится шеф Флотилии?
— Он тоже не сможет Вам ничем помочь! — звучит короткий, резкий ответ.
— Я только хотел бы знать, где он пребывает в настоящее время, — настаиваю я с возбуждением в голосе, — если, конечно, слово «пребывает» верное для этого выражение.
— Шеф флотилии все еще на рыбалке, если Вы хотите знать это точно.
Ну, это уж чересчур! Все еще на рыбалке! Командующего, например, всегда можно было найти на теннисном корте. А наш короткоштанный постоянно на рыбе.
— Весьма признателен за информацию! — кричу вслед адъютанту и удивляюсь сзади его кривой походке.
Чтобы немного успокоиться, смачно сплевываю ему вслед, но таким образом я все равно далеко не уеду. На меня наводят ужас и мой Крамер и столовка на ярмарочной площади — и вся эта тупая, сонная банда, населяющая этот проклятый барачный лагерь. И хотя я, в прямом смысле слова, еле-еле тяну ноги, я хочу смыться куда-нибудь — и мне совершенно по барабану куда.
Писарь, с которым я уже общался, приближается, пялится на меня и салютует поднятой в нацистском приветствии рукой.
— Сегодня будут показывать кино, господин лейтенант — сразу после приема пищи.
— Прекрасно! Большое спасибо…, — лепечу, заикаясь, и хочу уже поднести ладонь к козырьку, когда замечаю свою ошибку. И тогда, вместо этого приветствую его так же, как я видел, делал господин доктор Йозеф Геббельс — изломленным предплечьем и брошенной вперед ладонью так, будто желая дать знак остановки.
Значит — кино! Ах ты, Боже мой!
Я уже достаточно насмотрелся «кино» в течение последних месяцев — и весьма реалистичного кино, так скажем.
Я бы лучше попытался вновь, вопреки царящему паникерству, прогуляться по La Rochelle вместо того, чтобы peu а peu сходить здесь с ума. Еще несколько дней тушиться в этой атмосфере — я едва ли смогу это вынести, зная, что в какой-то момент буду находиться на мушке, а затем меня застрелят где-нибудь в автобусе…
Но зато, на специально забронированном для тебя месте! иронизирую над собой.
Ну и попал же я в заваруху!
Я должен рассчитывать только на себя, на свои силы — это самый лучший вариант! Еще не пришло время капитуляции!
Итак, что же делать?
Для начала направлюсь в барак на ярмарочной площади, так как мне просто необходимо пропустить стаканчик коньяка.
А там, будем живы — поглядим.
К счастью, в помещении клуба никого нет, кроме маата, дремлющего за стойкой, опираясь на вытянутые руки, но он сразу вскакивает и спрашивает:
— Бокал «Бекса», господин лейтенант?
— И один Мартель, пожалуйста!
Пиво, говорю себе, может подождать.
Когда обнаруживаю часы над рядами бутылок на задней стене, не хочу поверить положению стрелок: Неужели уже так поздно? Еще несколько часов, и второй день пребывания здесь закончится.
Баланс этого второго дня не радует: Я облажался по полной. Я попал в тенета такого бюрократического театра, перед которым любой христианский мореплаватель испытывает настолько сильный страх, что вовсе не хочет возвращаться на сушу.
Мне следовало бы давно понять слова Старика: «Лучше сражаться с противником, чем с канцелярскими крысами!»
Это был его всегдашний девиз. А потом они его самого сделали начальником толпы канцелярских задниц… безумная свистопляска!
Уже при первом взгляде на эту флотилию я заметил, что у них здесь не стоят никакие машины. В Бресте было по-другому.
А может быть, они здесь просто хорошо спрятали весь свой подвижный состав? К членовозу, на котором должно быть доставили КПФ к самолету, меня определенно не подпустят. Я даже еще не видел его…
Но мы должны раздобыть какой-либо драндулет — даже если это будет всего лишь мотоцикл с коляской.
Парочку таких колымаг я видел в La Rochelle.
Да, мотоцикл с коляской! Но кто знает, смогу ли я им управлять…
У меня на ремне все еще висит кобура с пистолетом. А поскольку я лучше всего размышляю, когда двигаюсь, то отправляюсь побродить еще немного вокруг территории лагеря.