Крепость
Шрифт:
— Вы пойдете со мной к лодке?
Первый помощник лишь кивает в ответ.
Когда оба уходят, задумываюсь: Теперь, в любом случае, наша подлодка должна ремонтироваться — и, скорее всего, одними нашими бортовыми средствами. А ведь между тем скоро появятся Союзники!
Из глубокого сна меня вытягивает монотонное пение. Оно доносится через окно — и так громко, будто певцы стоят прямо в моем кубрике.
— Песню Сахары заводи! — орет кто-то в паузу, возникшую сразу после окончания песни. И тут же громкие голоса кастратов и басов заводят:
«Ползет по пустыне Сахара Старуха сифаком больна Подходит к ней злой агарянин И бьет ее в низ живота!»Когда голоса, после третьего или четвертого куплета, стихают, становятся слышны выстрелы. Кажется, у Бункера: одиночный огонь карабина.
Стрельба не смолкает.
Затем слышу настолько близкую стрельбу, что понимаю, что это могут быть только наши часовые.
Занятно! О сне можно забыть, а мне нет ничего более нужного, чем сон.
Но вот певцы вновь приближаются и орут во всю глотку:
«Мы дальше потопаем Даже когда с неба рухнет дерьмо Хотим мы обратно в Шликтаун, Поскольку весь мир наш говно!»Мне все же надо было напиться до синих чертиков, хоть до белой горячки…
La Pallice — ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ
Наконец-то, кажется, третий день нашего пребывания здесь планирует быть без слепящего солнца. Небо бледно-серое, и солнце в нем — лишь светлое пятно.
Я как раз присоединился к отвратительному завтраку в столовой флотилии и еще не успел вытереть губы, когда появляется Бартль.
Он сияет как начищенный пятак и рвет с места в карьер:
— Есть транспортное средство, господин лейтенант! Не вполне нормальное, ну, то есть не настоящая легковая машина, так сказать…
— Как это? И что это?
— Мы имеем, так сказать, «посудину» и она на ходу, господин лейтенант!
Тут уж я прихожу в неописуемую ярость от сильного волнения:
— Что Вы имеете в виду, говоря «так сказать»?
Но Бартля не так просто смутить. Он стоит, широко и наивно улыбаясь, и объявляет, словно не слыша меня:
— Но, так сказать, она уже готова к выезду, господин лейтенант.
— А Вы не выпили лишку…?
— Никак нет, господин лейтенант! — Бартль прерывает мой вопрос, — Транспорт в порядке — это газогенератор — американская модель, изготовлен в Швеции.
— Прикалываетесь?
— Никак нет, господин лейтенант! Фирмы «Imbert» и он работает! Никаких проблем с бензином!
— И где же стоит эта штуковина?
— Далеко, господин лейтенант — на другой стороне Бункера, там и стоит!
— Тогда двигаемся!
— Лучше всего прямо через Бункер!
Бартль прав: Снаружи такие огромные кучи стройматериала и железного лома, что с трудом можно найти, куда поставить ногу.
На нашу подлодку бросаю, не останавливаясь, лишь взгляд украдкой. На ремонте, кажется, никто не работает.
Светлый прямоугольник перед нами быстро увеличивается: Мы приближаемся к противоположным воротам выхода. Свечение такое сильное, что я вынужден сжать веки, чтобы снова привыкнуть к свету после полумрака Бункера.
— Направо, господин лейтенант! — управляет мной Бартль. — Двадцать метров!
Лишь теперь понимаю, что имел в виду Бартль: Бог мой! Он что, совсем спятил, добрый Бартль? И это называется машина? Даже какой-нибудь раздолбай-точильщик ножей и топоров, едва ли решился бы доехать на этом расхлябанном драндулете до своего рабочего места. А Бартль играет роль rekommandeur:
— Работает, господин лейтенант. Вы слышите, как он гремит? Он разогрет. Водитель сидит впереди, в кабине. Я держу его там…
И говоря это, он направляется в сторону кабины, а я пытаюсь вернуть самообладание и перестать портить себе нервы.
Неудивительно, что я не видел эту странную повозку: она имеет такой же маскировочный рисунок, как и рубашки Томми, которых застрелили ночью и которые утром лежали в ряд под солнцем, словно кофейные ложки и были добычей необыкновенно жирных навозных мух.
Кто может тратить свои силы и заботу на эту бесформенную жестяную груду? Однако, в самом деле: Я слышу слабое жестяное постукивание, которое, должно быть, исходит из этого чудовища. Регистрационный номер сзади и спереди — никаких сомнений: Драндулет принадлежит германскому Военно-морскому флоту.
Бартль возвращается взъерошенный, и с озадаченным выражением на лице.
— Только подумать, — упрекаю его, — как это может быть, что Вы ищете человека, который просто смылся?!
В следующую секунду Бартль с такой силой шлепает себя ладонью по лбу, что фуражка сползает на затылок, и он исчезает со словами:
— Сейчас вернусь, господин лейтенант!
Мне ничто не остается, как стоять с открытым от удивления ртом.
Рассматриваю драндулет вблизи: Он огромный как линкор!
Американская модель, сказал Бартль. Олдсмобиль или Крайслер? Нигде не указана марка — никакого знака на радиаторе… Янки! Они могут позволить себе такую пузатую колымагу. Они имеют бензин в огромном количестве, потому что могут просто из земли качать свою нефть!
Когда Бартль все еще не появляется, я, из расположенного в Бункере ремцеха, дозваниваюсь по телефону до какого-то боцмана, которому подчиняется газогенератор вместе с водителем. Боцман относится к Флотилии. Еще несколько телефонных переговоров, и колымага поступает в мое распоряжение. Чудо? Слабо верится, но все идет, как по маслу.