Крепость
Шрифт:
Этот соня очевидно понял всю серьезность ситуации: С солдатской книжкой «кучера» в руках он исчезает в направлении своего чулана.
Внутри «ковчега» обнаруживаю два красных взбитых одеяла с подлодки.
— Это что? — спрашиваю Бартля.
— Лучшего не нашлось, господин лейтенант.
— От них вонь — хоть святых выноси!
— Уже нет, господин лейтенант. Я их основательно проветрил и обработал, кроме того, «Колибри».
— Это должно дать в итоге чудную смесь.
— Так точно, господин лейтенант.
— Ладно. В крайнем случае, мы можем выбросить их. Но я не хочу сидеть в этом аромате и бороться с блевотой.
Бартль недоумевающе смотрит на меня.
— Я иду на крышу! В середине уберете один мешок попозже — там я и прикорну.
— Вы, господин лейтенант?
— А Вы полагали, что я захочу гарцевать с Вами на этом вонючем толчке?
— Так Вы хотите ехать наверху, господин лейтенант? — повторяет Бартль растерянно.
— Ну да! Не прямо сразу — но когда станет невыносимо, то, конечно же!
Так как Бартль кажется, все еще не понимает меня, спрашиваю его:
— Скажите-ка, для чего подводной лодке башня?
— Для наблюдения, наверное.
— Точно! А как Вы думаете, мы заметим, что происходит на местности, если будем все вместе сидеть в кабине, словно сардины в банке, чапая по вражеской местности?
Глаза Бартля освещаются от внезапного озарения.
— Еще и вражеские самолеты-штурмовики могут налететь, — произносит он.
— А теперь давайте условимся: Если я своим автоматом один раз стукну по крыше, это значит: «Стой!». Дважды коротко последовательно: «Стой и прочь из машины в придорожный кювет!». А если часто-часто забарабаню рукой: «Воздушная тревога. Прочь с дороги и в ближайшее укрытие» — Ну, это мы еще потренируемся. Думаю, «кучер» это тоже запомнит.
— Не-а! — бормочет Бартль.
— А уж когда я палить начну, то вы, там внизу ориентируйтесь по ситуации…
— Ага, ага! — произносит теперь и «кучер», присоединившийся к нашему разговору.
— И вот еще что, обращаюсь к Бартлю. — Нам нужны несколько ручных гранат. Используйте-ка Ваши связи с Вашим коллегой на оружейном складе.
— Ручные гранаты? — искренне удивляется Бартль.
— Да, на всякий случай — для поджога. У нас есть немного бризантного вещества на борту, и это все должно тогда взлететь на воздух, к чертовой бабушке.
— Понимаю, господин лейтенант! — отвечает Бартль и при этом на его лице появляется выражение восхищения. Затем он добавляет:
— У нас будет своего рода крепость на колесах.
— Итак, раздобудьте несколько ручных гранат — понятно, Бартль?
— Слушаюсь, господин лейтенант.
«Кучер» слушает наш разговор, свесив свои длинные руки, и наивно улыбается.
— А Вы попытайтесь достать несколько магазинов для моего автомата — и также подумайте о своем вооружении! Я имею в виду, боеприпасы.
«Кучер» просит меня еще раз осмотреть протекторы наших шин. Нигде больше нет и намека на рисунок протектора. Запасного колеса тоже нет.
— На таких колесах будем катить чинно и важно, как аристократы экстра-класса — медленно и экономно, да еще на таком горючем как у нас, — утешаю парня.
— Ага, ага, господин летинант!
Бартль предусмотрительно затарился несколькими наборами заплат, в качестве материала для ремонта шин, и теперь предъявляет мне, с заметной гордостью, еще и расчаленный конец от ручного насоса.
— В крайнем случае, нам удастся дырки подлатать! — произносит он последнее слово так, что оно звучит двусмысленно и скорее напоминает слово «поебать».
Ну и ладно!
Точной карты или атласа дорог Бартль не смог раздобыть. Не имеется никаких географических карт, только морские карты. Земля за линией берега не должна касаться моряка никоим образом. Как глупо, что я не подумал еще в Бресте о том, чтобы разжиться дорожным атласом в приемлемом масштабе. У меня есть только совершенно заляпанная и нечитаемая на сгибах карта автомобильных дорог фирмы Мишлен.
А теперь мне нужна моя сумка! Ее следует разместить так, чтобы в случае чего можно было быстро схватить…
Но адъютанта нет ни в его кабинете, ни в его кубрике. У него ключ к сейфу, а в сейфе моя курьерская сумка. Я буквально прочесываю все территорию Флотилии, но уважаемого господина адъютанта как корова языком слизнула.
Великолепно! Теперь только еще не хватало, чтобы адъютант решился отправиться в город и сцепился там с Maquis.
Когда встречаю в офицерской столовой инжмеха и Первого помощника с лодки и перевожу дух, инжмех с наигранным равнодушием произносит:
— Вас это не удивляет? Шефа флотилии нет на месте — и само собой, адъютанта тоже… Вероятно, он тоже на рыбалке…
Свихнуться можно!
Как бы не получилось так, что наш драндулет не сможет выехать, потому что этот идиот адъютант исчез, как испарился.
— Ну, надо надеяться, Вы пройдете живым и невредимым, — продолжает инжмех. Он произносит это так глухо, что это звучит как: А для нас нет никаких шансов уцелеть.
Вновь чувство вины охватывает меня. Но разве заранее не было предопределено, что я ухожу, а лодка нет? Разве об этом на лодке не подумали?
Никто не знает, что сказать, до тех пор, пока инжмех не спрашивает:
— Однако, Вы, все же, сможете взять с собой мою почту?
Меня охватывает внутреннее напряжение, и тут же во мне вспыхивает подозрение:
— А что, разве адъютант не объявил, что мы хотим взять с собой почту?
— Ни словом!
— Но экипаж — они-то знают это?
— Боюсь, что нет. Никто не сказал людям ни слова об этом.
— Вот засранец!
— Вы когда должны выезжать…? — спрашивает инжмех растерянно. — Самое позднее?