Крепость
Шрифт:
Меня так и подмывает въехать на ковчеге во Флотилию через лепные ворота и припарковать чадящий драндулет непосредственно перед канцелярией части. А почему бы и нет? спрашиваю себя. Отправить Бартля на одно из задних мест, а самому разместиться рядом с водителем-кучером.
«Кучер» вытягивает шею, крутя головой по сторонам, затем щурясь, бросает на меня полный надежды взгляд, и я командую:
— Давай, трогай!
Ковчег и в самом деле начинает довольно медленное движение, и мое сердце стучит где-то в горле: Мы едем! Будь я проклят, мы едем! Еще и еще… Вроде ничего из этой хреновины не потеряли.
Слишком глупо, но я не знаю, что мы еще в принципе не потеряли. Вавилон? Вавилон вроде пока с нами? Или Польшу?
«Кучер» — весь внимание. Он должен быть предельно внимательным, потому что повсюду огромные залежи железного лома, да еще и доски с торчащими гвоздями.
Часовые в лагерных воротах забывают от изумления салютовать, когда мы приближаемся.
Адъютанту, который нам так мало помог, мы должны были бы еще и нос утереть напоследок. Но как? Думаю, он видит нас, во всяком случае, мы подъезжаем во всем нашем великолепии, громыхая и чадя.
Потому говорю «кучеру»:
— Сделай-ка кружок и затем проедь впритирку перед Административным бараком: на большой скорости и впритирку, а затем тормозни так, чтобы грязь фонтаном из-под колес ударила!
Обер-лейтенант Крамер вываливается из двери барака, услышав вой наших тормозов. Я лыблюсь ему сквозь облако пыли, так широко, насколько могу, и Крамер в странном ныряющем движении делает плаксивое лицо:
— Вы же не хотите на этой кляче…?
— А как же. И, кстати, никаких проблем с бензином.
Крамер начинает театрально упругими шагами инспекционный обход вокруг «Ковчега». При этом дважды глубоко приседает. Когда снова подходит ко мне, интересуется:
— А Вы колеса-то ваши видели?
— Видел.
— Думаю, Вам придется быть внимательным к каждому гвоздику — это почти тоже, что на надутом презервативе скакать! — произносит Крамер. — Уважаю! — добавляет он затем, и еще: — Прекрасный объект для Немецкого музея в Мюнхене. Они будут чрезмерно рады — если Вы и в самом деле приведете этого монстра до самого дома, в Рейх!
А в следующий миг нарисовывается и адъютант и с ошарашенным видом пристально вглядывается в наш драндулет.
— Осмелюсь спросить, где Вы планируете добывать в пути дрова для газогенератора? — выдает адъютант, наконец.
— Бог не выдаст — свинья не съест! — парирую в ответ, однако дополняю, уже более любезно:
— В конце концов, есть достаточно французов, едущих на таких же вонючках.
— Ну, что ж. Остается надеяться, что мы Вас больше не увидим…, — заикаясь, произносит адъютант: —… я имею в виду, надо надеяться, что Вам не придется поворачивать восвояси. Я и не знал, что мы имеем нечто подобное в нашем автопарке.
— Ну, вот видите: Кто ищет, тот находит! Только нужно захотеть!
— Стыд и срам германскому Вермахту, что уважаемый Военно-морской флот вынужден так скрытно передвигаться, — вмешивается Крамер.
— Но сегодня, кажется, сам дьявол сожрал все наши самолеты!
Адъютант недоуменно смотрит на меня, а затем на Крамера, присущим только ему взглядом, когда он не понимает смысла сказанного.
— Кстати, это шанс взять с собой почту, — говорю как бы между прочим, но адъютант не реагирует.
— Вы должны объявить об этом, и быстро! — обращается к нему Крамер, но поскольку адъютант не приходит в движение, он упрямо продолжает: — Я это Вам говорю: Если просочится известие о том, что машина ушла в направлении Родины, и никто не уведомил об этом личный состав, Вы будете виноваты в этом. Мой дорогой Шолли…!
Тут, наконец, адъютант приходит в движение и безмолвно исчезает в своем офисе.
— Только никаких посылок! — кричит Крамер ему вслед в темный дверной проем. И снова поворачивается ко мне:
— Я бы все же взял с собой как можно больше дров.
И затем морщит лицо, как будто внезапно уловил невыносимый запах.
— На Ваши колеса Вы можете только молиться. Но новых уже несколько месяцев не поступало, да еще такого дурацкого размера…
— Позаботьтесь о продовольствии для трех человек, — обращаюсь к Бартлю.
— Пренепременно! На какой срок, господин лейтенант?
— На одну неделю.
— До Парижа за одну неделю, господин лейтенант?
— Ломайте голову над чем-либо другим! Еще нам будут нужны карты-схемы дорог… и подумай-те, что еще могло бы быть важным для нас. Если не получится с зампотылу, то я сам позабочусь об этом. Я не я буду, если не расшевелю этих господ!
— Это правильно, господин лейтенант! — говорит Бартль и прощается.
Из Бартля навряд ли получится хитрец. Я уже было думал: Этот человек совершенно разбит и подавлен, и мне никогда не удастся его вновь пробудить к жизни! А теперь? Теперь он снова в полном порядке: Бартль, самый крупный организатор всех времен. Он носится, убалтывает весь мир и при этом всем своим видом вызывает к себе уважение. Если Бартль и дальше будет действовать таким же манером, то мы сможем еще сегодня добраться до шоссе…
— Ну, за это мы должны выпить! — заявляет теперь Крамер. — До встречи!
В офицерской столовой сидит, совершенно погруженный в себя, командир.
— Вы, конечно, уже слышали, — он говорит медленным от усталости голосом. Его внезапно словно пронзает удар электротока, и пока не он сумел вновь совладать с собой, хлопает своими грязными кожаными перчатками по круглому деревянному диску маленького кофейного столика, стоящего перед нашими креслами. Кожаные перчатки: Командир был, наверное, в Бункере, на подлодке.