Крепостной шпион
Шрифт:
— Ты знаешь какую? — большие глаза княгини Ольховской смотрели холодно и жёстко.
— Нет, не знаю. Да и не хочу знать, — слёзы бежали по бледным щекам секретаря. — Но если тайна эта выплывет, то мне конец. Граф имеет возможность сделать так, чтобы растоптать всю мою жизнь. Я не хочу ничего знать, — голос Сергея Филипповича срывался, — но, если вы не пообещаете мне хранить молчание, я убью себя.
Княгиня даже открыла рот, так была поражена. Она протянула руку и кончиками пальцев сняла слезинку со щеки секретаря.
— Что ж, Серёжа, и в правду ты убьёшь себя?
Секретарь судорожно покивал и вдруг, как маленький ребёнок с плачем кинулся на грудь женщины. Прижался щекой и, вздрагивая, зачастил срывающимся голосом:
— Я не могу открыть Вам, что он сделает. Сегодня в курительной комнате у Бурсы, когда мы остались вдвоём граф предложил мне выбор — либо Вы, Наталья Андреевна, будете молчать о том, что сказал Вам Валентина Игнатов, либо он уничтожит меня.
— Погодите, погодите, Серёжа, — княгиня ласково гладила секретаря по голове. — Но ведь ты же не знаешь, о чём я должна промолчать?
— Нет, я не знаю.
— Но тогда, как же ты можешь меня об этом просить?
— Граф сказал, что Валентин Игнатов умер. Прошу Вас, хотя бы несколько дней вы можете хранить молчание. Хотя бы несколько дней.
— Умер? — повторила княгиня. — Странно. Кому это понадобилось его убить? — Она строго посмотрела на секретаря. — Ты рассказал об этом ещё кому-то, кроме меня, например, Константину Эммануиловичу?
Секретарь щёлкнул зубами.
— Нет.
— Ладно, — откинувшись на подушки и подложив руки под голову, Наталья Андреевна расслабилась и закрыла глаза. — Ладно, — проговорила она, — значит, говоришь, граф Виктор. Очень интересно. Но коли он просил тебя, таким образом, то получается, что сам же он, своей же рукой, зачем-то решился подтвердить все подозрения. Неужели он думает, что после подобной атаки я, действительно, промолчу.
Слёзы просохли на впалых щеках секретаря. Рука княгини выскользнула из его руки, и Сергей Филиппович испытал моментальный приступ чёрного отчаяния.
«Мне не уговорить её. Граф сдержит слово, — подумал секретарь, — и он объявит всему свету, что князя Валентину убил я. Так, что теперь это моя с ней последняя ночь. Трудно представить себе, но ведь злодей может убить её также хладнокровно, как того молодого мещанина».
Поднявшись с постели, секретарь подошёл к столику, пригнулся к зеркалу, рассматривая своё бледное лицо. На столике сверкала миниатюрная серебряная гильотина. В зеркале он видел отражение Натальи Андреевны, неподвижно раскинувшейся на кровати. Розовый пеньюар распахнулся, и свет свечи играл на нежной коже. С боку, одетый в шикарный парик, бюст Вольтера. Пустые мраморные глазницы великого просветителя смотрели на Сергея Филипповича холодно и отчуждённо.
— Я докажу Вам свою любовь, — отвернувшись от Вольтера, тихо-тихо сказал секретарь. — Докажу. Вы думаете я шучу про смерть? Это вовсе не так. Я люблю Вас, Наталья Андреевна, и готов на любую жертву.
Положив мизинец левой руки на маленькую ледяную плаху, Сергей Филиппович зажмурился и правой рукой нажал маленький рычажок. Серебряный нож миниатюрной гильотины опустился с тихим свистом, секретарь вскрикнул, хлынувшая кровь забрызгала зеркало.
В особняк на Конюшенной Сергей Филиппович вернулся только к утру. Он улыбался, претворяя за собой дверь чёрного хода.
Дом уже проснулся. На кухне звенели ножи, по коридорам расползался пар от подогреваемой воды. Секретарь поскорее поднялся к себе в комнату, где и заперся.
Сергей Филиппович разделся и забрался в постель. От возбуждения он не сразу смог уснуть. Непостижимо, но ему удалось-таки уговорить неприступную княгиню Ольховскую. Удалось вырвать у неё обещание молчать, по меньшей мере, в ближайшие несколько дней. Он даже не чувствовал дёргающей боли в руке. Умудрился позабыть о том, что в порыве страсти отнял сам у себя при помощи серебряной гильотины, применяемой для обрезания сигар, половину мизинца левой руки. Перетянутая плотной тряпицей, рана только чуть-чуть кровоточила.
Наконец он заснул. Но проспав не более часа, как был разбужен к завтраку. За столом Сергей Филиппович прятал левую испорченную руку, а на прямой вопрос Его превосходительства сбивчиво соврал, что накануне вечером повредил палец дверью.
После завтрака, сославшись на недомогание, секретарь снова укрылся в своей комнате. Он знал, что Бурса этот день предполагает провести вне дома и был удивлён, когда рядом в библиотеке зазвучали голоса.
Некоторое время Сергей Филиппович лежал в постели, подозревая, что не проснулся, и голоса слышатся во сне, но потом сообразил, что о его присутствии здесь в комнате просто никто не знает. Это был первый случай за все последние годы, когда секретарь позволил себе расслабиться среди дня.
Но кто же забрался в библиотеку в отсутствии хозяина?
Сергей Филиппович прислушался. Неаккуратно опершись на испорченную руку, он чуть не закричал от боли, но смог всё-таки удержаться. Поднялся с постели, подошёл к двери и, встав на колени, заглянул в замочную скважину. Секретарь ничего не увидел, но зато, стоя таким образом, он совершенно отчётливо услышал знакомые голоса.
Говорили Анна Владиславовна, племянница Константина Эммануиловича, и граф Виктор.
— Я готова убежать с Вами, — ясно прозвучал взволнованный голос девушки. — Куда угодно, если есть на то божья воля, мы можем обвенчаться с Вами, граф, в какой-нибудь тихой деревенской церкви.
— Я не верю своему счастью, — отозвался голос Виктора. — Когда мы бежим?
— Если хотите, завтра.
— Мы поедем ко мне в поместье. Вы знаете, как там хорошо в это время года, — голос Виктора, так же, как и голос Анны звучал взволнованно и пылко. — Мы поселимся там и будем вести тихий, уединённый образ жизни. Вдали от света, вдали от всей этой столичной суеты.
— Боже мой, как мне надоел этот пыльный город, — вздохнула Анна. — Но зачем мы забрались в библиотеку? Пойдёмте. Мы можем вызвать подозрения. Пойдёмте отсюда.
— Погодите. Погодите минуту, Анна, — попросил Виктор. — Скажите мне, а что здесь за картиной?
— Там дядюшкин тайник с документами. Не нужно ничего трогать, пойдёмте, пойдёмте, Виктор.
Секретарь услышал, как заскрипела дверь и как удаляются их шаги.
«А ведь это совсем неплохо, если они уедут, — подумал он. — Если граф уберётся из города, может быть, я надолго избавлюсь от его безумных притязаний. Может быть, надолго, а может быть, и навсегда. Хорошо получается, удачно».