Крепы
Шрифт:
Я долго ходил за ними по ярко освещенным, тихо гудящим залам, а потом сознательно потерялся.
«Значит, можно позвонить. Но кому мне позвонить? Что может меня интересовать в прошлом?»
И тут я понял: сейчас я позвоню маме, вот с этого самого аппарата, стоящего на столе. Я позвоню ей в двадцать лет назад, в то время, когда она была еще маленькой девочкой, и спрошу, как бы она поступила на моем месте.
Я снял трубку, подул в нее и сказал:
— Будьте добры, соедините меня с мамой двадцать лет назад!
— Номер, имя и фамилия? — прогудело в ответ.
Я назвал имя и фамилию, но номера-то я не знал. В трубке сильно пощелкало, и тот же робот проинформировал:
— Не беспокойтесь, номер устанавливается автоматически. Наберите последовательно: семь, тринадцать, сорок один и ждите у аппарата.
Когда я набирал последнюю цифру, рука задрожала.
«Что я скажу? Ведь она ничего не знает, ведь тогда она еще не жила в этом городе, она еще не познакомилась с отцом и про меня понятия не имеет?..»
— Алло! — Я услышал звонкий девчачий голос. Он был так близко, будто десятилетняя Марта сидела в соседней комнате. — Алло! — повторила она. — Перестаньте хулиганить, иначе я вешаю трубку!
— Не вешай трубку, — попросил я. — Ты извини меня за дурацкий звонок, но…
— Кто это говорит? — спросила она.
— Ты не знаешь меня, я живу в другом городе. Просто мне нужно получить совет чужого человека, совсем-совсем чужого человека, который обо мне ничего не знает.
— Значит, тайна, покрытая мраком? — развеселилась моя молодая мама.
— Ну, в общем, да. Так можно спросить?
— Спрашивай.
— Как ты скажешь, так и будет.
— Ну, давай, говори! — Голос ее притворялся серьезным. — Ну, я же слушаю!
— Понимаешь, я должен выбрать сегодня — остаться с матерью или уехать с отцом, а я не могу выбрать, помоги мне.
— М-да. — Голос Марты стал по-настоящему серьезным. — Если вы хотите знать мое мнение, то поезжайте с отцом. Да, определенно, только с отцом.
Трубка лежала на аппарате, а я смотрел на молчащий телефон. Только теперь я вспомнил, что у матери никогда не было отца, что она никогда его не видела и даже, кажется, имени его не знала.
«Но все равно, это она сама решила, она сама распорядилась, как я должен поступить».
Я услышал какой-то шум и оглянулся. За спиной, оказывается, был камин, и в камине происходила какая-то возня.
— Эльвира! — крикнул я и подбежал к полукруглому отверстию.
Из камина появились сначала ноги трубочиста, потом руки, потом голова.
— Т-сс! — Эльвира прижала черный палец к темно-красным губам. — Пошли со мной! Держи! — Она сунула мне в руки конец веревки. — Поднимемся по трубе и поговорим на крыше.
— А потом?
— А потом тебе придется вернуться.
Впервые за все годы Эльвира говорила со мной серьезно, но я ничего не понял. Она хотела, чтобы я поехал с отцом, и почему-то жалела меня. Рука ее, протянутая на прощание, была теплой и необычно чистой, а черные глаза светились влагой.
— А когда нужно ехать? — спросил ее я.
— Самолет завтра днем, — всхлипнула Эльвира. — Мы больше с тобой никогда не увидимся.
VIII
Игрушечный завод — самый старый завод в нашем городе. По его территории, так же как и на телефонной станции, я ходил за взрослыми, но здесь мне приятно было ходить рядом с отцом. Наверное, потому, что я принял решение. Иногда мне с трудом удавалось скрыть улыбку. Очень часто отец не понимал самых простых вещей.
— И что же, если бы я не нанюхался цветов, то я бы их увидел? — спрашивал он. — Вы извините, но я не понимаю вас: что, в быту человека не видно, а за станком, на рабочем месте, значит, пожалуйста?
— На рабочем месте человека всегда видно, каким бы он ни был, — отвечали ему.
Мы прошли сквозь цех голов, сквозь цех левой руки, прошли цех, где делали электронные глаза. Здесь над быстро идущей резиновой лентой транспортера склонялись закутанные в марлю невесомые люди.
Я пытался понять, как они работают. Что они видят в свою линзу, прошлое или будущее детали?
В дверях реставрационного цеха нас встретил Тимур.
— Ну, Алан Маркович, наконец-то, — сказал Тимур. — Пойдемте, пойдемте, я вас с дедом познакомлю. Так неловко все в прошлый раз получилось. Но вы не думайте, милиции, конечно, у нас нет, но дружина крепкая, свои ребята!
— Дружина? — удивился отец.
Мы с Тимуром вошли в сводчатые полутемные помещения мастерских. Казалось, современная техника никогда сюда не придет. Сырые стены, крючья, сочащаяся с потолка ледяная вода. На большом железном столе, похожем на операционный, лежала кукла-барышня из музея. Она была без платья, но наполовину прикрыта толстой серой тканью. Она была неподвижна.
Над куклой колдовал коренастый мужичок в холщовой рубахе и таких же штанах. Наверное, от хорошего настроения и удачной работы он притоптывал обутыми в лапти кривыми ногами.
— Ну и как она, есть надежда? — почему-то шепотом спросил отец.
Мужичок обернулся. Оказалось, у него была огромная рыжая борода.
— А как же, к завтрему, чай, доделаем! Но ежели еще раз девушку дружинить отправят, я точно в запой пойду! Пущай Тимурка сам чинит, это ж понимать надо, механизм тонкий!