Крещатик № 93 (2021)
Шрифт:
– Я знаю, – он безразлично закрыл за собой дверь.
Волновало его даже не то, что каждая такая операция приближает его к слепоте. Волновало только, что он рано или поздно не сможет заниматься боевыми искусствами.
Долго лежать было неудобно. Хотелось бы поспать, но уснуть не выходило – слишком привык доводить себя до изнеможения. В уме листались воспоминания.
Опыт работы официантом закончился разбитыми о зубы кулаками и ночью в каталажке. Для чего-то более компетентного нужно было получать образование, что представлялось невозможным. Что ещё? Работа грузчиком отпадает. Дворником? От одной мысли тошнит.
Зажужжало. Невидимая в темноте муха пролетела справа налево, умолкла, сев на стену. Он ударил ладонью, почувствовал что-то липкое. Поморщился, встал, в темноте вымыл руки и сел за стол. Вытащил телефон.
– Да? Что такое, Рэй?
– Гжегож, меня не будет неделю, – он откинулся на спинку, закинул ногу на стол.
– А что случилось? Заболел?
– Да операцию сделал. Ничего серьёзного.
– А-а. Ну давай, выздоравливай.
– Ага.
Он сбросил трубку и долго ещё сидел в темноте.
Поздним вечером третьего ноября, в одиннадцать часов сорок пять минут, в трёхстах пятидесяти семи километрах к востоку от Алматы, на глубине в шестнадцать километров столкнулись и вновь разошлись тектонические плиты.
В кратчайшее время толчок достиг города. Запищали приборы в раскиданных по области сейсмостанциях, зафиксировав землетрясение в три балла; проснулся в своей кровати Константин Хан, поглядел, недоумевая, в потолок и снова уснул; оторвался от рукописи Бродяга, прислушался и полез в интернет проверять, что ему не показалось; ничего не заметила, как и полагается коренному алматинцу, Дарина; повернулся к зазвеневшей в шкафу посуде Жарылкасын; встал под балку и включил телевизор вернувшийся с тренировки Гжегож.
Спустя пару минут город вернулся к своим занятиям.
В тот вечер Рэй шатался по городу, не зная, чем себя занять. Все накопившиеся домашние дела были переделаны, все лампочки поменяны, починен протекающий шланг для душа, выметен весь мусор и протёрты все поверхности. Однако недоставало ноющей приятной боли в мышцах.
Он шёл по небольшой улице в центре города, вдоль рядов двухэтажных сталинок. Иногда проезжали автомобили, иногда – велосипедисты или самокатчики с фарами на рулях.
Он свернул в тёмные дворы, прогулялся по ним. Обшарпанные стены с проглядывающим местами каркасом, гниющее дерево дверей и оконных рам. Рыжие трубы в облезлой желтоватой стекловате, многослойные объявления на столбах. Рэй подошёл, чтобы разглядеть их ближе.
Не заметил натянутой проволоки, споткнулся, рассадил ладони. Раздражённо вытер о штаны, сорвал со столба объявление с очередным разводиловом и злобно разорвал. Пошёл дальше.
Ещё издалека услышал топот, азартные крики и глухие удары. Едва вышел за поворот, как в лицо молнией, ночной птицей со свистом рассекаемого воздуха полетел мяч. Спасли рефлексы.
– Смотри куда бьешь! – заорал он и поднял кулак.
– Кешірііз! Кешірііз! [11] – вразнобой закричала орава запыханных, раскрасневшихся от игры детей.
Андрэй сунул руки в карманы и пошёл дальше. Драться не хотелось.
В следующем дворе царила темень, пустота и тишина, только возвышался посередине старый корявый дуб. Подул ветер, зашелестело, засвистело, застучали по асфальту желуди. Больно и неприятно прилетело по голове, по спине. Он потёр ушибы, посмотрел наверх. Успел разглядеть падающую ветку.
11
Кешірііз – Извините. (каз.)
4
Андрэй спустился по лестнице, цепляясь рукой за перила, медленно переставляя ноги. Чуть правее открылась дверь, кто-то вышел, остановился.
Он вошёл внутрь и оказался в торговом центре. По памяти добрёл до зала, отворил стеклянную дверь. Привычно махнул стоящим у стойки девушкам, споткнулся о маты, упал бы, если б не чья-то рука.
– Рэй! Что случилось?
Алан.
– Ха? Ты про это? – он коснулся рукой повязки, скрывающей бесполезные теперь глаза. – Несчастный случай. Ты лучше скажи, который сейчас час? Не опоздал ли я на тренировку?
– Ты собрался тренироваться? – неподдельное удивление, даже ужас в голосе.
– Да. А что?
Молчание.
– Но как?
– Как обычно, – он начинал злиться.
– Прости, но ты только себя покалечишь…
– Закрой пасть! – он схватил Алана за ворот и занёс кулак. – Я тебе сейчас покалечу…
– Рэй! Успокойся.
Гжегож. Сзади, в двух с половиной метрах.
Он выпустил Алана, повернулся. Услышал два шага, почувствовал, как на плечи легли сильные руки.
– Андрэй… – тренер собирался с мыслями. – Успокойся. Скажи, что с твоими глазами.
Он сжал губы.
– Ветка на голову упала. Сетчатка отслоилась, и… – он развёл руками.
– Это лечится?
– Нет.
Гжегож тяжело вздохнул.
– Андрэй, ты не сможешь заниматься без зрения. Физические упражнения, разве что, но не техники.
– Я дошёл досюда и без зрения. Значит, и тренироваться смогу.
– Не сможешь, – он сжал его плечи. – Прости, Рэй, но нет. Мне… мне жаль.
Он заскрипел зубами.
– Я посижу рядом, Гжегож. Послушаю.
– Хорошо. Хорошо.
Он услышал шаги – энергичные, быстрые. Маленький Ваня, которого в секцию отдали родители пару месяцев назад.
– А что вы де-елаете?
Рэй продолжил молотить грушу. Выдавил сквозь зубы:
– Тренируюсь. Не видишь?
– А почему в повя-язке?
– Так надо.
Он постоял ещё немного, и дробный топот побежал в другой угол.
– А мы то-оже будем тренироваться в повязках?
– Делай упражнение, Ваня, – устало и строго приказал запыханный Гжегож.