– В монастырь? Ха, – он откинулся на спинку, задумчиво захрустел.
Они сидели молча, слушали шум города, наслаждались последним тёплым вечером.
* * *
Закипел чайник. Дарина вскочила было со стула, но Жора остановил её.
– Сиди! Я сам выключу.
– Я тебе что, стеклянная теперь? – беззлобно возмутилась она.
– Сиди!
Алан переводил взгляд с одной на другого. Догадавшись, чуть не выронил пиалку из рук.
– Дарина, ты что… беременна?
Они переглянулись. Захохотали.
– Понятно, – Алан откинулся на стуле, улыбнулся. – Поздравляю.
Жора налил кипятка в заварник, обнял жену, поцеловал в щёку. Та зарделась. Вот они, семья, и вот он, вечный свидетель чужого счастья и чужих трагедий. Он поставил недопитый чай на стол.
– Дарина, – тихо сказал он. – Я уезжаю.
– Уезжа-аешь? Снова?
– Да, – кивнул Бродяга. – Я тут уже все дела завершил.
Жарылкасын почесал затылок.
– Уже? Ну, удачи, Алан. Было здорово с тобой свидеться.
– Когда уезжаешь-то?
– На неделе соберусь, – Алан почесал нос.
– Куда поедешь? Когда вернёшься?
– Не знаю. Куда дорога заведёт.
Жора покачал головой.
– Интересный ты человек. Ну, скажешь, как соберёшься.
Бродяга кивнул.
– Скажу.
* * *
Некоторые вещи Бродяга доверял случайности. Рассудив, что на востоке делать ему нечего, он вытащил две монетки.
– Выпадет две решки – поеду на юг. Два орла – запад. Две разные – север.
Подбросил одну, другую, поймал. Убрал руку.
– Ясно.
А на следующий день выпал снег. На вокзале, перед старым вагоном, отстояв небольшую очередь, он попрощался с Дариной и Жарылкасыном, с Рэем, шагнул на поставленное вместо подножки ведро и вошёл в вагон.
Костя Хан прийти, к сожалению, не смог.
Он закинул наверх рюкзак, сам расположился на верхней полке, получил бельё, уставился в окно, за которым синело небо. Вытащил из кармана наушники.
Я сделан из такого вещества.Из двух неразрешимых столкновений.Из ярких красок, полных торжества,И чёрных подозрительных сомнений…За окном проплывали дома, машины, люди…Я сделан из находок и потерь,Из правильных идей и заблуждений.Душа моя распахнута, как дверь,И нет в ней ни преград, ни ограждений… [15]
15
«Я сделан из такого вещества», Альфа.
От усталости он задремал задолго до того, как за окном исчез город и появилась бескрайняя, припорошенная снегом, искрящаяся звёздами туманная степь.
Я сделан из далёких городов,В которых, может, никогда не буду.Я эти города люблю за то,Что люди в них живут и верят в чудо…
Александр Кабанов /Киев/
Кистепёрая птица судьбы
* * *
Когда я щелкнул пальцами своими,имея к детским фокусам талант:из воздуха, в дыму, вернее – в дыме,как гиацинт – возник официант.Я съел салат, теперь изволю мяса,мне средняя прожарка нынче в масть,чернее, чем футляр от контрабаса,ночь разевает бархатную пасть.Люблю мечтать, но дай мне только слово —не говорить о боге за едой:моя душа – священная корова,официант, еще графин с водой.Во внутрь обращенными глазами —я вижу отчуждение и слизь:зачем мы ощетинились пазамии наши корни – не переплелись.Мы связаны проклятьем поеданья —во всех столовых снят переучёт,ударишь в гонг – погибнет мирозданьеи книга никогда не расцветет.Я приказал убить официанта —невинное по сути существо,не зря я был у алигьери дантасвиньей, и даже встретил рождество.Для изгнанных всегда милей чужбина,ну, не всегда, скорее – повезло,и в ход идут баранина, конина,бумага, камень, ножницы, стекло.Мне говорил один непальский гуру:вселенная – бордель, а не кабак,тогда, я – член, заправленный в лауру,и этот член не высунуть никак.ц
* * *
Оставляю вам запах – сирени аршин,клей обойный, каминную копоть,с отпечатками пальцев стеклянный кувшин,и в углу – паутину по локоть.Оставляю старинный ночной ноутбук,неглубокую чашку для флешек,тренажер для сплетения ног или рук,что-то круглое… грецкий орешек!Здесь невидимо видео-всяких кассет,корм для кошек в хрустящих пакетах,ящик винных бутылок – гарем, полусвет,четверть слова о бывших поэтах.Мне в славянской системе двойных полумер —не видать адмиральского ранга,милый друг, я тебе оставляю торшер,а к нему – абажур из ротанга.Погашённые марки, рекламный буклет,две открытки с родосским колоссом,человек – это просто нелепый ответна пространство с жилищным вопросом.Водосток, отправляющий всех к праотцам,как засохшие щучьи молоки,в этом смысле еще повезло мертвецам —больше их не убьют на востоке.Для кого я оставил путевку на крит —чье-то рабское имя невнятношепчет память моя, крематорий закрыт,но в египет – пускают обратно.
* * *
Куколка в чукоккалу вернулась,в гусенницу куколка свернулась,как свернулось слово «молоко»,потому, что бабочкой легко —слишком быть, обслуживая пятна,мама, забери меня обратно,буду жить под яблоней и сливой —страшной, волосатой и счастливойгусенницей, сонно пламенеяв лабиринте, меж корней корнея,хорошо, что я не помню зла —бабочкой ни разу не была.
* * *
Был финал сотворения мая:задыхаясь от быстрой ходьбы —надо мной пролетела хромая,кистепёрая птица судьбы.Вот, на ком отдохнула природа,и бугор объявил перекур:на судьбе – с головою удодаи с фасадом ощипанных кур.Пролетела, ногами касаясь,и упала в чужой водоем,я – шаман, вызывающий зависть:зависть, зависть, как слышно, прием!Маринуется солнце в закате,едет, едет по вызову, к вам,на электро-своем-самокате —безответная зависть к словам.С ней знакомы: успешный аграрийи бездомный поэт от сохи,ей понравится ваш комментарий,но она – ненавидит стихи.И не то, чтобы это – больное,как мечты инвалида труда,а похоже на чувство двойное,на медаль – золотая звезда.По судьбе, по любви, по закону:вам – венок или слава нужна,ну, а мне, благородному дону,ваша зависть – вторая жена.Как бессмертный аналог соседки,ваша зависть – милее стократ,заряжаясь вином от розетки.прислонился к стене самокат.И обманутый маем нагретым,я завидую только врачам,дням, наполненным солнечным светом,и обильным дождям по ночам.Я завидую всяким знаменьям,чудотворцам воды и огня,всем стихам, что меня не заменят,но останутся после меня.
* * *
Кто отдал в переработкуяблони озимый плод,солнце, озеро и лодку,кто пустил меня в расход?Не заметив тонкой гранимежду льдом и кипятком,может, родина, по пьяни —гибельным прошлась катком?Не спеша, утрамбовалав землю, в свежее говно,чтоб меня осталось мало:саша – хлебное зерно.Не ячменная левкоя,не пшеничный царь дубов,саша – зернышко такое,урожай на пять хлебов.А, быть может, я в порядке,выжил и попал в струю:на правительственной грядке —верным пугалом стою?В ожидании предтечи,буду на исходе дней:тайной рода, частью речи,веткой яблони твоей.