Крещенные кровью
Шрифт:
– Хорошо хоть все обошлось, – вздохнула Глаша и обняла мужа. – Спасибо, Господи, что живы остались. Только вот не найдут ли эти твари другого способа, чтобы убить нас?
Всходило солнце. Калачев шагал по улице в сторону Управления ОГПУ. Аромат распустившихся цветов пьянил голову.
Встретился мужик на лошади, который поприветствовал его взмахом руки. Калачев ответил кивком, хотя и не узнал всадника. «Может быть, – думал он, продолжая свой путь. – один из тех, кто улыбается мне сегодня слащаво, и есть тот злоумышленник, который собирался спалить минувшей ночью мою семью и дом…»
За несколько недель, во время которых Калачев расследовал дело по неуловимой банде, перед ним встало множество вопросов. Сначала он собирался действовать активно: устраивать облавы по злачным местам и воровским «малинам» Оренбурга, нацелить осведомителей. Банда же, как по волшебству, затаилась или, что вероятнее всего, «съехала на гастроли» в другой регион, и предполагаемые мероприятия пришлось отменить.
Работы было непочатый край: не такая уж это простая и скорая штуковина – вычислить и обезвредить чрезвычайно опасную дерзкую шайку. Время идет, начальство наседает, а Степану нечего доложить наверх. Хотя… Минувшей ночью его пытались убить путем поджога квартиры! А это значит, что бандиты прознали, чем он занимается, и занервничали. Хорошо это или плохо – тоже покажет время, а пока он должен срочно придумать, что можно было бы доложить на утреннем совещании. Надо выиграть еще хотя бы сутки! А там, может быть, и появится что-то, чем он смог бы козырнуть.
Однако сегодня Степану не везло. Начальник следственного отдела так расчихвостил его перед собравшимися, что он даже покраснел, только не понял, от чего – от «признания вины» или с досады.
– Не стыди меня, Дмитрий Андреевич, – бубнил Степан, опустив голову. – Сам ведь знаешь, сколько у меня работы. Оперативники шуршат дни и ночи, а результатов – кот наплакал. Затаилась банда, никаких действий.
– Терпеть не могу пустых отговорок, товарищ Калачев! – наехал на него начальник Управления. – Ты в ОГПУ на отличном счету как работник, с которого всем остальным следует брать пример! А сейчас смотреть на тебя тошно. Мы тебя назначили на это дело, чтобы ты профессионально все провернул, а ты, извиняюсь, товарищи, ни тпру, ни ну! Мне что об этом докладывать в Москву прикажешь? От меня там результатов ждут – ты понимаешь это? Посадить бы тебя на мое место, разгильдяй!
– Мне нечего вам сказать, товарищи, раз вы не хотите замечать моих усилий, – рассердившись, выпалил Степан. – Я дома ночами работаю, а минувшей ночью… – он задумался, решая, говорить о нападении или нет, – мне «красного петуха» в квартиру бандиты запустили… Кое-как с огнем управились.
В большом кабинете вдруг стало очень тихо.
– Это меняет дело, – миролюбиво заговорил начальник Управления. – Прямо сейчас, после совещания, напишешь докладную о происшедшем, но… – он обвел хмурым взглядом присутствующих, – предупреждаю: не будет итогов за неделю, я тебя, товарищ следователь Калачев, собственными руками задавлю!
Калачев никак не мог сосредоточиться. Перед ним лежала ручка, чистый лист бумаги, но воспоминание о разносе все еще не давало ему покоя. Степан не таил обиды и даже решил, что начальник и Горовой в какой-то степени правы. Надо торопиться, хотя оперативная работа в ОГПУ – это не фронт, где выстроил бойцов, поставил перед ними задачу, объявил приказ – и вперед, в атаку. Тут… никто не может дать даже доброго совета, не говоря уже о ценной подсказке, а уж требовать и обвинять огульно в нерадивости – каждый мастак!
В кабинет вошел Горовой:
– Ну? Чего возишься? Начальник мне поручил искать твоих поджигателей.
– Можешь не напрягаться, Андреевич, – усмехнулся Степан. – Меня пытались сжечь те, кого я безуспешно вычисляю уже месяц.
– А ты случаем не для отмазки эту херню придумал? – спросил Горовой, пристально вглядываясь в лицо подчиненного. – Ну, чтобы отвлечь гнев начальства от своей персоны?
– Тогда прямо сейчас сходи ко мне в гости, – пожал плечами Степан. – Только не попадись под горячую руку моей супруги. Она баба боевая, сам знаешь. Не проснись Глаша вовремя…
– Ну ладно, верю, верю, успокойся, – вздохнул Горовой. – Тебе неделю дали, не запамятовал еще?
– Такое не запамятуешь, – нахмурился Степан. – Втолковали доходчиво и на всю катушку.
– Что предпринять мыслишь, поделись?
– Мысли есть, – развел руками Калачев. – но они все запоздалые. Как я тебе уже говорил, Андреевич, у меня имеются основания считать, что бандой верховодит тот человек, который руководил и «людоедами». Когда шашлычника и его подельника Саляха расстреляли, тот неизвестный благополучно ушел от ответственности. Даже расстрельный приговор не развязал иранцу язык.
– А ты бы развязал, если бы он был жив? – поинтересовался Горовой.
– Гарантировать не берусь, – пожал плечами Степан, – но очень сильно постарался бы.
– Тогда вот что, – встав, сказал начальник, – быстро дописывай докладную и бегом ко мне… Вместе пойдем к начальнику Управления.
– Нет уж, уволь! – воспротивился Степан. – Мне достаточно того, как он меня утром отчихвостил!
Выслушав его, Горовой направился к выходу, но, взявшись за дверную ручку, обернулся.
– Конечно, я могу сам попросить начальника организовать тебе встречу с шашлычником, но будет лучше, если ты лично объяснишь ему такую необходимость и скажешь, что от этой встречи во многом зависит успех в розыске банды.
Степан остолбенел, услышав такое.
– Ведь ты говорил, Андреевич, что преступники разоблачены и расстреляны?
– Говорил и сам был в этом уверен, – улыбнулся Горовой. – А теперь навел справки и заверяю, что над ними пока еще и суда не было. Так что, идешь со мной к начальнику или нет?
– Иду! – выкрикнул Степан радостно. – Сейчас напишу докладную по пожару и прямиком туда!
9
Прокофий Исаев был родом из казачьей семьи. Во время Первой мировой семья его переехала с Дона в город Бузулук Оренбургской губернии. Вскоре мать умерла, а отец тут же женился на горожанке. В годы Гражданской войны отец Прокофия был мобилизован в Красную армию – и больше его в Бузулуке никто не видел. Во время голода в двадцатых годах двое младших братишек Прокофия умерли. Только он сам и его сестренка Александра остались живы.