Крест и клинок
Шрифт:
Миновав ворота, он повернул лошадь налево, пояснив, что разумнее не соваться в центр, а объехать.
— Никогда не знаешь, где можно наткнуться на Мулая. Он бродит по дворцу со своей охраной, зыркает глазами во все стороны и сует нос в каждую щель. Если наткнется на строителей, то, говорят, снимает с себя все, остается в одной рубахе, хватает лопату и работает наравне с ними, как бешеный. Но когда он в дурном настроении и вдруг решит, что кто-то отлынивает от работы, то зовет Черных стражей с палками и велит избивать работников прямо на месте.
Проехав немного, они выбрались на широкую,
— Мне всегда становится немного спокойнее, когда я добираюсь сюда, — признался Диас. — Здесь меньше шансов встретить Мулая. Он проходит этой дорогой, только когда ему взбредет в голову выехать на прогулку с частью своего гарема. Он сажает жен на мулов и ослов, а сам едет верхом во главе процессии, как павлин. Стража из евнухов бежит впереди, разгоняя встречных кнутами и мечами. Но всякий, у кого есть в голове хоть сколько-нибудь здравого смысла, старается улизнуть загодя. А коли не повезет и бежать будет некуда, лучше всего спрятаться за кустом да лечь ничком, лицом в землю, и молить Господа, чтобы тебя не заметили.
Испанец указал на землю под копытами коня.
— Мулай хвастает, что его лошади постоянно ходят по головам христианских пленников. Эту дорогу держат двадцать четыре арки, и под каждой, кроме одной, серединной, устроены камеры. Там-то и держат узников-христиан. Вот и мы, получается, едем по невольничьим узилищам.
— Мы с Даном жили в баньо в Алжире, — сказал Гектор. — Так что знаем, что такое быть рабом.
— И как же вы оттуда выбрались? Обратились?
— Да, мы оба стали турками. Это был единственный способ уцелеть.
Луис понимающе кивнул.
— Почти то же, что и с моим дезертирством со службы в Сеуте и вступлением в армию императора. Беда в том, что вернуться почти невозможно. Вряд ли меня снова примут на испанскую службу, а стало быть, лучше мне провести остаток жизни здесь, или, может быть, я найду способ добраться до Америки, где моя история никому не будет известна, а даже если и будет, никто не обратит на нее особенного внимания. — Он указал на ряд длинных низких построек, стоящих параллельными рядами. — Вот это и есть императорские конюшни. Всякому кавалеристу они покажутся восьмым чудом света.
Вскоре Гектор понял восторг испанца. Конюшни королевского дворца действительно были достойны восхищения. Три мили похожих на сараи построек и целая армия конюхов и служителей. Они усердно трудились, чистили и поили лошадей, убирали конский навоз, вывозя его тачками наружу, к кучам, от которых поднимался легкий пар.
— Здесь никогда не стоит меньше тысячи лошадей, и на каждые пять животных — один служитель, так что стойла содержатся в безупречной чистоте, — сообщил Диас.
Ему явно нравилась взятая на себя роль проводника — он был из тех, кто готов часами говорить о лошадях и об уходе за ними. Лошади были его страстью.
— Обратите внимание на желоба с проточной водой, они идут по всей длине каждой конюшни, и вода уносит конскую мочу. И еще заметьте, здесь нет кормушек. По местному обыкновению лошадей кормят резаным сеном и сладкими травами, разбросав по земле, а ячмень дают в торбах. А вон те строения — это закрома, в которых запаса кормов хватит
Он прошел в конец одной из конюшен и распахнул дверь в огромное хранилище упряжи — там рядами висели седла и уздечки. По соседству располагалась оружейная — со стойками сабель и мушкетов, и это напомнило Дану марсельский арсенал. Но главный сюрприз испанец приберег на конец. Он привел своих спутников к конюшне размером поменьше, но выстроенной более основательно. Она стояла чуть в стороне от других. Кивнув служителю, он прошел внутрь, и там они увидели две дюжины лошадей в открытых стойлах. Лошади повернули головы к людям, и одна из них тихонько заржала.
— Гляньте-ка, что у них под ногами, — сказал Диас.
Пол под ногами каждого животного вместо обычных опилок или соломы был устелен великолепным турецким ковром.
— Это священные лошади, — объяснил Диас. — Они получают только отборное, перебранное руками зерно и свежую зеленую траву. Никто, кроме самого императора, на них ездить не может, а он делает это очень редко. Зато они идут впереди во время парадов в роскошных попонах из шелка и парчи, в сбруях тисненой кожи с драгоценными камнями, а в гривы и в хвосты им вплетают серебряные и золотые нити. Служитель, как правило раб-христианин, следует за ними и подбирает их навоз в ведро, а другой служитель тут же поднимает им хвосты и вытирает.
— Так ведь старые клячи — отчего им такая честь? — ухмыляясь, спросил Бурдон.
— Оттого, что эти лошади ходили в Мекку, — ответил Диас. — И не стоит смеяться. Если у тебя когда-нибудь возникнут сложности с императором, нет лучшего способа, как броситься под ноги священного коня, когда на нем сидит Мулай, и воззвать к императорской милости. Это, по крайней мере, даст тебе надежду, что твоя мольба будет принята во внимание.
Спустя два дня в дом, где стояли испанцы, явился гонец из дворца с повелением Диасу предстать перед императором вместе с уцелевшими людьми с галеры, каковые люди должны объяснить действие мощной пушки.
— Я же говорил вам, что Мулай мечтает захватить Танжер, — радовался испанец, поспешая с Гектором и остальными во дворец. — Обычно аудиенции у Мулая приходится ждать неделями.
— Но ведь никто из нас — ни Дан, ни Бурдон, ни Карп — почти ничего не знает о мортире, — возразил Гектор. — Мы только приготовляли бомбы, заряжали и чистили орудие.
— Но вы не могли не заметить очертаний и размеров пушки, толщины ствола, устройства камеры и того, как готовятся бомбы. Если сложить все эти подробности вместе, сведений вполне хватит, чтобы мастер-оружейник Мулая мог сделать копию. А если ему удастся сделать копию, нас всех ждет награда.
Диас был преисполнен уверенности, зато Гектора снедали опасения, когда они с испанцем входили в Ворота Волчьей Головы. Погода наладилась, утро было теплое, яркое. Они прошли по нескольким широким улицам дворцового города. То и дело Диасу приходилось останавливаться, чтобы определить дорогу и не заблудиться, и он извинял себя тем, что со времени его последней аудиенции у Мулая пять месяцев назад слишком многое здесь построили и перестроили.
— Гонец сказал, что император будет ждать нас у кошачьего дворца.