Крест и посох

Елманов Валерий Иванович

— А еще потому ты так охотно говоришь со мной нынче, — грустно произнес Глеб, продолжая гипнотизировать своим гадючьим взглядом Константина, — что боишься. И правильно. Как токмо закончим беседу нашу, так к делу и приступим. А знаешь, — едва замолчав, вновь начал он, чуть кривя в усмешке тонкие губы, — почему я тоже не спешу? Вовек не угадаешь. Хошь на спор?

— А на кону что?

— Проиграешь — мой Парамон начнет, помолясь. Выиграешь — отсрочу твои муки на то время, пока поп десяток молитв не прочтет от начала до конца.

— И

ты его тогда не тронешь, — быстро произнес Константин.

Глеб, чуть поколебавшись, весело махнул рукой, соглашаясь, но при этом искорка коварства все же мелькнула где-то в глубине глаз.

— Быть по сему. — И пояснил свою податливость: — Ты все едино не угадаешь. А коли чудо случится, так поп твой мне все одно ни к чему. Потому я ничего не утеряю. Ну давай, — потребовал он и уточнил: — Один раз у тебя. Другого нет.

Константин принялся лихорадочно размышлять, не зная, за какую мысль уцепиться. Причин для такой неторопливости могло быть сколько угодно, к тому же не имелось никаких гарантий, что Глеб не соврет, даже если Константин угадает верно.

Впрочем, здесь узник почему-то был уверен, что ему скажут правду. Да и выигрыш был очень мал — всего десять молитв. Даже если каждая по пять, пусть даже десять минут — все равно и двух часов отсрочки нет, так что какой смысл не держать слова.

Но почему же его братец так уверен, что он никогда не догадается? Значит, причина необычная, а может быть, и парадоксальная.

И вновь сразу несколько ответов пришло в голову, но ни в одном из них Константин не был до конца уверен.

— Я уже устал, — капризно протянул Глеб. — Сроку тебе даю до окончания молитвы. Чти, поп, «Отче наш».

«Совсем короткую молитву, гад такой, выбрал», — мелькнуло в голове узника, а отец Николай дрожащим голосом принялся медленно, нараспев, произносить слова молитвы, которые в свою очередь изрядно мешали Константину в поисках правильного ответа.

— Готово уже, княже, — почтительно прошептал, склонившись к самому уху Глеба, Парамон.

— Да погоди ты! — досадливо буркнул Глеб. — Не видишь, что ли, думает мой братец, мыслит. Хотя тебе, сиволапому, не понять, потому иди отсель. Вон, на угли лучше подуй, а понадобишься, сам тебя покличу.

— Да я что ж, — обиженно пожал жирными плечами палач. — Я завсегда готов. Как повелишь, так и исполню. — И вновь отошел к жаровне.

— И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, — медленно отчеканил последние слова молитвы отец Николай, и в тот же миг долгожданная догадка молнией вспыхнула в голове Константина.

— Ну так что? — Тонкие губы Глеба еще больше скривились. — Я медлю, потому что…

— Боюсь, — произнес Константин.

— Чего ты боишься? — не понял Глеб.

— Я договорил за тебя, — пояснил узник. — Ты медлишь, потому что боишься. — И сразу же почувствовал, что угадал.

От изумления узкие глаза Глеба и вовсе превратились в маленькие щелочки. Некоторое время он молча буравил ими Константина,

расслабившегося от маленького, совсем малюсенького, но выигрыша, затем, не выдержав, признался:

— Но как ты догадался? — И тут же потребовал уточнения: — Боюсь чего?

— Это в спор не входило, — отрицательно покачал головой Константин, на что Глеб нетерпеливо махнул рукой:

— Я проиграл. — И, повернувшись к отцу Николаю, властно крикнул: — Чти десять молитв! — И, вновь уставившись на Константина, он бесхитростно развел руками: — Вот видишь, я слово держу. Но не сидеть же нам молча, ожидая, пока десятая не закончится. Так чего я боюсь?

— Ну, во-первых, дело для тебя новое и к тому же мерзкое, — неспешно начал Константин. — На пиру под Исадами с маху острым мечом двоюродного брата располосовать, как Святослава, например, куда как легче. Раз, и все.

— И сейчас все это пред очами вижу явственно, — кивнул согласно Глеб, пояснив: — Ведь живой я, и душа у меня тоже имеется.

— Имеется, — не стал возражать узник. — Только черная.

Глеб несогласно хмыкнул, но перебивать не стал, и Константин продолжил:

— Иное же дело — родного брата медленно, не торопясь, примучивать [73] . Да чтоб с чувством все, без суеты, без спешки ненужной. С передышками. — Он чуть не сказал «с перекурами», но вовремя поправился. — На это особый навык нужен. Руку опять же набить надо. Ведь любое дело, пусть трижды паскудное, оно умения требует. А где его взять, коли ранее такого никогда не делал? Вроде бы совсем недавно в князьях ходил, вот и непривычно.

73

Принуждать, здесь употреблено в смысле пытать.

— А ныне?

— Ныне в катах, — отрезал Константин.

— И все? — почти ликуя, спросил Глеб.

— Нет.

— Что же еще?

— А еще то, что ты сам себя боишься, — добавил Константин. — Вдруг тебе это по душе придется, в усладу ей станет. Сам-то ты себя Каином никогда не считал и не величал, да всегда оправдание содеянному находил. Вон, даже ныне, пытать меня собираясь, и то нашел на что сослаться. Здесь же, коли ты радость почуешь, навряд ли хоть самую малую лазейку сыщешь, дабы, прячась от самого себя, стыдливо в нее заползти, как гадюка болотная.

— Ишь ты как ловко крутанул! — мотнул головой Глеб, но от дальнейших комментариев отказался, лишь сердито буркнул в сторону отца Николая: — Эй, чтец! Ну-ка, потише! Мудрым речам мешаешь. — Он помедлил, прислушиваясь, и одобрил: — Вот так. А еще лучше и вовсе шепотом. — После чего попросил Константина: — А ты чего умолк-то? Излагай уж далее, братец, коли начал.

— Да я уже все сказал, — пожал плечами тот. — Одно лишь забыл. — И поинтересовался: — Путь твой будущий ведом ли тебе самому?