Крестный сын

Алесько С.

— Когда она пропала? — спросил он, думая про себя «Наверняка удрала сразу после моего отъезда.»

— Это выяснилось четыре дня назад, когда именно она покинула дворец, неизвестно.

— Что-то долго ты добирался… — Шон хотел что-то сказать, но Правитель не дал ему вставить слова. — Ты и твой друг, Кайл Моррис, насколько мне известно, очень сблизились с Филипом Олкрофтом?

— Да, ваше величество, — не стал отрицать очевидное Шон.

— Был у вас с ним разговор по дороге в темницу?

Правитель испытующе глядел в лицо гвардейца. Тот, не моргнув глазом, ответил:

— Нет, мой лорд, вы запретили вступать с ним в разговоры.

— А он пытался?

— Нет.

Правитель еще какое-то время буравил Шона взглядом. «Он сотрудничает с Тайной службой, их там хорошо учат врать, я только зря время теряю.»

— Как Евангелине удалось сбежать? — спросил глава государства, уже зная ответ: «В башне наверняка есть еще одна потайная дверь, через нее она и бегала к крестничку каждую ночь. Ну я и болван!»

— Неизвестно, ваше величество. Часовые ничего не видели, а причин сомневаться в их честности нет. Решетки на окнах не повреждены (во всех башнях дворца на окнах издавна стояли декоративные чугунные решетки, прекрасно выполнявшие и тюремную функцию).

— Что говорят об этом во дворце?

— Об этом пока никто не знает, мой лорд. Тайная служба собирается хранить все в секрете до ваших дальнейших распоряжений.

— Хоть это хорошо, — пробурчал глава государства. — А что говорят о болезни моей дочери?

Шон замялся, но Правитель подбодрил его:

— Говори, не стесняйся. Я прекрасно помню, что вы с Кайлом видели тогда в моем кабинете, и понимаю: вам вполне хватит мозгов связать одно с другим.

Шон вздохнул и нехотя произнес:

— Говорят, ее высочество заболела, потому что лорд Олкрофт ее бросил.

Правитель хмыкнул, представив, как бы отреагировала дочь с ее странными воззрениями на взаимоотношения полов, услыхав такую версию.

— Вы помогли ей сбежать? — вдруг спросил он, но ему не удалось подловить Шона.

— Нет, мой лорд.

— Вы с Моррисом обсуждали увиденное в моем кабинете?

— Да, ваше величество, — Шон прекрасно понимал: отрицать это бессмысленно.

— И к каким выводам пришли?

— Ее высочество и герцог любят друг друга, а ваше величество почему-то не хочет позволить им быть вместе, — Шон чувствовал большую неловкость, но попробуй-ка не ответь Старикану.

— Знаешь, где сейчас Филип?

— Думаю, в своем замке, ваше величество. Или по-прежнему в темнице, — сказал Шон, про себя надеясь, что его друг если еще и не в безопасном месте, то уж точно в объятиях Евангелины, а не в каторжном бараке.

— И вы не догадываетесь, почему я против их союза? — продолжал допрос Правитель.

— Нет, мой лорд.

— Зачем я трачу с тобой время? Тайная служба не зря ест свой хлеб. Уверен, ты знаешь гораздо больше, чем говоришь, но поймать тебя на лжи я не могу.

Шон молчал. Правитель, прикрыв глаза, размышлял, не распорядиться ли допросить молодца с пристрастием. Нет, бесполезно. Дочурка не настолько глупа, чтобы рассказать, где собирается скрываться. А как именно ей удалось сбежать, теперь уже не важно. Так что ни к чему калечить хорошего воина и еще лучшего тайного агента. Надо только напомнить ему при случае, кому он присягу приносил.

— Ладно, свободен. Иди, отдыхай, — сказал Правитель, — Завтра вернешься в столицу. С поручением я отправлю сегодня же другого человека, попроворнее.

Шон поклонился и вышел.

«Теперь уже без разницы, когда отправлять гонца. У девчонки было столько времени, что она десять раз могла добраться до Южных копей. Другое дело, успела ли она вытащить любовника? Глупый вопрос, раз для нее каждая ночь без него такая пытка… Либо наплела что-нибудь, либо сделала это от моего имени, а, скорее всего, хорошо заплатила.» Он опять перешел на нецензурную лексику. Когда ее запас изрядно истощился, мысли Правителя приняли другой оборот. «Их бы таланты, да на пользу государству. Дочь в Тайной службе может работать без подготовки: притворяться мастерица, и с ее внешностью из любого мужика, кроме, разве что, мужелюба, все секреты вытянет. За крестничка мои гвардейцы уже готовы в огонь и в воду, какой лидер пропадает! Уверен: тут не обошлось без участия его друзей, но доказать это не получится, пока я не поймаю самих голубков.»

Правитель был разозлен побегом дочери, ибо чувствовал себя одураченным, а это никому не нравится. В то же время он испытывал нечто вроде радостного азарта, получив соперников себе по силам. Нечто похожее он ощущал, когда ловил Жеребца, но тогда это было менее захватывающе, ведь он не знал Филипа лично. Теперь он мог наслаждаться охотой, хорошо представляя себе «дичь» и ее реакцию на те или иные его действия. Он не думал, как поступит с дочерью и крестником, когда и если поймает их, но уже расхотел вешать Филипа или гноить его на каторге. «Хватит, мальчишка свое уже получил. Сломать, конечно, можно любого, а с ним даже думать долго не придется: его уязвимое место мне прекрасно известно. Только ломать такого — все равно что племенного жеребца мерином сделать, чересчур неразумно и расточительно. Послушных глупцов и так кругом полно. Да и привязался я к парню, что уж себе-то врать?» — думал он. — «А если Евангелина не насочиняла про его отношения с отцом… Хотя зачем ей утруждать себя и придумывать целую историю? Тем более про то, как он чуть ли не с малолетства ни одной юбки пропустить не мог. Значит, передала то, что от него узнала. Как он в ней уверен, если такое о себе рассказывает!.. Эх, наладить бы отношения с девчонкой, и крестничек сам бы не заметил, как стал делать то, что мне нужно. А Томас был излишне жесток с ним. Никого кроме своей жены не замечал… Почему бабы всегда все портят? И еще этот Данкан… Жаль, я в то время был слишком занят, не уделил крестнику хоть немного внимания.»

Обдумав ситуацию, Правитель вызвал человека из Тайной службы и велел ему немедленно отправляться в столицу и передать следующие инструкции. Во-первых, необходимо создать видимость отъезда Евангелины в замок ее покойной матери, якобы для поправки здоровья. Он понимал: во дворце тут же пойдут сплетни о ее предполагаемой беременности, но это было гораздо лучше истинного положения вещей, да и выдать теперь дочь замуж за кого-то кроме Филипа казалось практически невозможным. Разве что нашелся бы какой-нибудь заграничный недоумок, но его, скорее всего, дворцовые доброхоты быстро просветили бы. Во-вторых, глава государства распорядился срочно послать человека в Южные копи с тем, чтобы выяснить, там ли еще его крестник. Правитель неплохо знал об условиях содержания каторжников, поэтому дал две особые приметы интересовавшего его лица (имени он, естественно, называть не стал): размер члена и родимое пятно на бедре. Он был уверен, что Филипа давно след простыл, но на всякий случай распорядился — если его найдут, пусть содержат отдельно от остальных и под строжайшим надзором вплоть до дальнейших распоряжений. В-третьих, он велел организовать тайный, но очень тщательный поиск дочери: отправить группу людей в ее феод, разослать патрули по дорогам, запросить своих людей за границей. Сам он собирался как можно быстрее завершить дела в провинции и возвратиться в столицу для непосредственного руководства поисками.

Все указания Правителя выполнялись в точности, а сам он досрочно вернулся во дворец, но никаких результатов не было. Ему удалось только найти потайные двери в спальнях Западной и Южной башен, которые он решил оставить нетронутыми. Человек, вернувшийся с юга, сообщил, что на каторге провели тщательный обыск, но никого, соответствующего данному описанию, не нашли. Люди, посланные в феод дочери, тоже никого не обнаружили, а их расспросы ничего не дали. Все слуги и вассалы герцогини Адингтон вполне искренне отвечали, что не видели молодую госпожу с тех пор, как она была подростком. Другие источники в стране и за ее пределами также сообщали, что ни Евангелина, никто отдаленно на нее похожий, в одиночку или со спутником, нигде не появлялись. Правитель понял: беглецы с умом использовали фору, и охота будет затяжной. Он приказал Тайной службе выделить людей для слежки за дорогами и сбора информации. В замке Ив был оставлен постоянный пост. Но месяц шел за месяцем, а ничего нового узнать не удавалось. Оставалось ждать и в очередной раз надеяться на случайность.