Крестный сын
Шрифт:
— Конечно.
— Сколько мы сможем пробыть здесь? — спросил Филип, усаживаясь за стол на кухне.
— Четыре дня. Сейчас, судя по всему, вечер первого, — ответила дочь Правителя, приоткрывая ставень и выглядывая на улицу, где было уже темно.
— Когда же ты приехала?
— Вчера около пяти вечера.
— Да ты времени не теряла!
Она, улыбаясь, пожала плечами.
— Раз все так удачно складывается, может, уедем пораньше, не будем рисковать? — спросил он.
— Давай попробуем. Но выезжать нужно ночью, чтобы не привлекать лишнего внимания.
— Лучше рано утром, затемно. Тогда меньше придется ехать в темноте.
— Ладно, только не завтра, — сказала Ив, выставляя на стол еду. — Мы сейчас всю ночь проговорим и протрахаемся, а перед выездом нужно набраться сил, дорога нам предстоит не близкая.
— Конечно, не завтра. Мне нравится твой план на ночь, — засмеялся Филип. — Едем в твой феод?
— Да, но не в замок.
— Это понятно, но об укрытии лучше расскажешь по дороге, а сейчас я хочу знать, что было, после того как старик отправил меня в темницу, и какую сказку ты поведала начальнику каторги, вытаскивая меня, — Филип придвинул к себе жареную курицу.
— Я все с удовольствием расскажу, дай только чего-нибудь съесть и выпить.
— Смотри, не растолстей! — он налил ей вина.
— С тобой растолстеешь, пожалуй! Ты ж меня затрахаешь — теперь ведь не только ночи наши.
— В этом можешь не сомневаться, — он улыбнулся ее любимой улыбкой.
Они утолили голод, и Ив приступила к рассказу.
— Жаль, вряд ли удастся когда-нибудь поблагодарить ребят, мы здорово им обязаны, — сказал Филип, когда она закончила.
— Да, с друзьями тебе повезло, мне было бы гораздо труднее без их помощи.
— Мне повезло не только с друзьями, — улыбнулся он.
Девушка уселась к нему на колени и поцеловала. Он обнял ее и ответил тем же, потом спросил:
— Значит, старик изменился к тебе?
— Да, причем разительно, если, конечно, не притворялся.
— Ты должна радоваться.
— Знаешь, я так привыкла к его прежнему обращению, что не могу поверить в эту перемену, подозреваю какой-то подвох и очень боюсь. И потом, на прощание он ведь опять начал угрожать. А уж когда он узнает о нашем побеге…
— Хотел бы я увидеть его в этот момент! — рассмеялся Филип.
— Я тоже не отказалась бы! — улыбнулась Ив, потом, немного помолчав, неохотно сказала: — Он спрашивал о причинах твоих неладов с отцом.
— Ты рассказала?
Она кивнула, гадая, не будет ли он недоволен.
— Ну и хорошо, так даже лучше, — рассеял ее сомнения Филип. — Я сам не стал бы этого делать, но мне хотелось, чтобы он знал. Он что-нибудь сказал, когда ты его просветила?
— Нет, не сказал. И я ничего не разглядела по его лицу. Фил, насколько я знаю старика, он всегда будет на стороне своего друга.
— Уверен в этом.
— Злишься на него? Я заметила тогда, в кабинете, он тебя довел.
— Злюсь! — усмехнулся Филип. — Проведя месяц по его милости на каторге сложно не разозлиться. Сама же видела, где мне пришлось жить, и это не считая кормежки и работы. Я на постоялых дворах иногда зимой не останавливался, в лесу ночевал, лишь бы клопов не кормить, а тут… — Он зло махнул рукой, потом посмотрел на девушку. — Но когда он поймал нас, я злился из-за его отношения к тебе, на себя мне было наплевать.
— Если хочешь, чтобы мне было хорошо, прекрати относиться к себе наплевательски! — полушутя потребовала Ив.
— О, это я уже понял, моя леди! — Он взял ее руку и нежно поцеловал ладонь. — Кстати, сколько ты заплатила за меня этому жирному слизняку?
— Я не сказала? — улыбнулась Ив. — Полторы тысячи золотых.
Филип присвистнул.
— Мне придется долго их отрабатывать!
— Может, начнешь прямо сейчас? — промурлыкала его подруга и потерлась лицом о его щеку, ухо и шею.
— С удовольствием, моя леди, — засмеялся он. — Вас отнести в спальню или убрать со стола посуду?
— Отнеси в спальню. Пока на попе не нарос жирок, заниматься непотребствами на столе будет жестковато, — ответила она высокомерным тоном королевы.
Это развеселило его еще больше.
Так в разговорах и занятиях сексом с перерывами на сон и еду прошла ночь и следующий день. Вечером второго дня они собрались в дорогу, а выехали, как и планировали, ранним утром третьего дня, когда еще не начало светать. Оба были невероятно счастливы и надеялись, что скоро им удастся окончательно сбежать из-под власти Правителя.
Правитель находился в отъезде уже неделю и все больше беспокоился о дочери. Уезжая, он отдал распоряжение Тайной службе справиться дней через пять-шесть о ее состоянии и отправить к нему человека с сообщением. Он ждал курьера со дня на день, но прошло полных десять дней, прежде чем тот объявился. Как-то вечером, когда Правитель уже отправился отдыхать, к нему постучал слуга и сообщил, что человек из столицы привез сообщение. Правитель вышел в приемную и увидел там одного из своих гвардейцев, Шона Райли. Лицо молодого человека было усталым, одежда пыльной, похоже, он спешил доставить новости. При виде вошедшего гвардеец встал со стула и отдал честь.
— Здравствуйте, мой лорд.
— Здравствуй, — сказал Правитель, — садись, ты устал с дороги.
Сам он уселся в кресло и приготовился слушать.
— Мой лорд, у меня плохие новости.
Правитель, сам того не ожидая, испугался, что дочь при смерти или еще хуже.
— Говори, — только и смог выдавить он.
— Ее высочество пропала.
Правитель испытал странные эмоции. В первый момент он почувствовал необычайное облегчение: раз Евангелина пропала, значит, она жива-здорова. Но его тут же охватила ярость. «Девчонка снова меня одурачила и сбежала, как только появилась возможность, причем возможность очень удачная. У нее будет такой выигрыш во времени, что она преспокойно сможет скрыться… Да какое там скрыться, первым делом она полетит вытаскивать его… И я никак не смогу помешать ей!» — думал Правитель. — «Вот мерзавка, как она все рассчитала! И как ловко она притворяется, черт, как притворяется! Ведь я поверил ей. Это смирение, эти мольбы выпустить мальчишку, когда она выйдет замуж и покинет дворец…» Далее он перешел в своем потоке сознания на нецензурную лексику. Шон, следивший за изменением цвета лица Старикана, сильно веселился про себя. Но Правитель на то и занимал свой пост, чтобы уметь быстро совладать с собой и сохранить хорошую мину при плохой игре.