Крестный сын
Шрифт:
— Конечно, — начальник был заинтригован. — Все, что вы скажете, останется между нами.
— Я принадлежу к одному весьма уважаемому семейству, которое недавно постигло несчастье. Не сочтите за дерзость, сударь, но имени своего я вам не назову.
Еще более заинтересовавшийся хозяин согласно закивал, желая показать свое понимание и сочувствие. Ив жестом поблагодарила его и продолжила.
— Мою старшую сестру похитил один негодяй…
Дочь Правителя долго репетировала эту историю и каждый раз с трудом сдерживала смех, поскольку звучало повествование необычайно глупо и заезжено. Но девушка понимала: чем вычурнее ложь, тем сложнее в нее поверить, а также знала — все самые страшные вещи, происходящие в жизни, описанные словами непосредственного участника, звучат большей частью нелепо и обыденно. Нужно было всего лишь говорить искренне, тогда любая ерунда вызовет сочувствие.
— Он соблазнил ее, потешился и продал в публичный дом. Мерзавцу удалось так запутать следы, что на поиски у нас с отцом ушло слишком много времени. Когда мы нашли несчастную, она была уже при смерти.
При этих словах в глазах Ив заблестели слезы, вызвать которые ей оказалось нетрудно, подумав о том, каково в данный момент Филипу. Начальник был тронут и даже достал носовой платок. Девушка рассказывала дальше:
— Сестра успела только назвать нам его имя, после этого она уже не приходила в сознание, а через два дня умерла. С тех пор мой отец и я не знали ни сна, ни покоя, разыскивая этого ублюдка. Но мы опять опоздали. Оказалось, он уже схвачен и осужден за грабеж и убийство. Мы узнали, что его отправляют из столицы в Южные копи. — Ив сделала паузу. Начальник тоже молчал. — Моя семья не пожалеет денег, дабы наказать преступника так, как он этого заслуживает.
Дочь Правителя многозначительно посмотрела на своего собеседника.
— Ему дали пожизненную каторгу, я полагаю? — спросил он.
— Да, насколько нам известно.
— Молодой человек, пожизненная каторга в этих копях — вещь очень мучительная и не слишком долгая.
— Мы осведомлены об этом, поэтому я не сразу поспешил сюда, а выждал месяц, дабы мерзавец мог помучиться. Но, сударь, вы не знали мою сестру: наивную, добрую, чистую девушку. И вы не ее отец или брат, для которых она была единственным светом в окошке, ибо мать ее покинула сей мир много лет назад. Представьте участь моей бедной сестры! Какие нравственные и физические мучения ей пришлось вынести всего лишь из-за того, что она поверила сказкам этого негодяя и полюбила его!
— Он не простолюдин?
— Думаю, что простолюдин, но прикидывался незаконнорожденным сыном какого-то графа. Мой отец сжалился над ним и взял его на службу в замковую стражу.
Начальник задумался.
— Я хотел бы помочь вам, — наконец сказал он, и в его глазах Ив с радостью заметила вспыхнувший огонек жадности. — Но вы должны знать: я очень рискую.
— О, мы с отцом все прекрасно понимаем, поэтому предлагаем вам компенсацию в виде полутора тысяч золотых.
Это были очень большие деньги, и девушка не удивилась, когда огонек в глазах начальника превратился в бушующее пламя.
— Вы не шутите? — спросил он, быстро прикидывая, что такой суммы вполне хватит на постройку настоящей башни с внутренней отделкой и достойной обстановкой, и после этого еще кое-что останется.
— Нет, не шучу, — ответил загадочный гость. — У отца есть деньги, а дочери он лишился. Он хочет собственноручно расправиться с виновником ее гибели.
— Хорошо, по рукам! Но у нас будут трудности.
— Какого рода? — спросила Ив с некоторым недовольством.
Ей очень хотелось поинтересоваться, какие трудности могут возникнуть за такие деньги, но она сочла за лучшее сдержаться.
— Мы не знаем имен каторжников, нам они без надобности, — ответил начальник. — Вы сможете его узнать?
— Да, конечно, не вижу в этом проблемы.
— Увидите, когда на них посмотрите, — цинично усмехнулся ее собеседник. — Нам пригоняют рабочий скот, практически никто не выходит отсюда, даже если ему дали не пожизненный срок. А раз так, нет смысла особенно о них заботиться — это лишние расходы. Каторжники здесь все на одно лицо — черные и бородатые.
Ив холодно смотрела на лоснящуюся сытую физиономию начальника, пытаясь скрыть свои истинные чувства.
— Впрочем, — продолжил тот, — если негодяй пробыл тут около месяца, его еще можно узнать, да и содержатся у нас такие «крепыши» отдельно от остальных доходяг, это сузит круг поисков. Но на всякий случай, сударь, попробуйте вспомнить какие-нибудь особые приметы, а если будет трудно выбрать, макнем нескольких в колодец.
— Когда я смогу опознать его? — спросила Ив, которую уже начинала раздражать болтовня начальника.
— Приходите завтра рано утром, часов в пять, можно чуть раньше.
— Хорошо. Если вы не возражаете, деньги я передам вам тогда, когда вы передадите мне его.
— Да, так и договоримся.
На этом они распрощались.
Солдаты, закрывшие за Ив ворота, долго с удивлением и уважением глядели ей вслед.
— С тебя ужин и выпивка, — сказал один другому.
— Будет тебе ужин, вот сменимся и пойдем в кабак. Но я бы и трех ужинов не пожалел, лишь бы посмотреть на рожу Фергюса, когда этот юнец с ним разговаривал.
Его напарник хмыкнул и согласно кивнул.
— А еще, — продолжал проигравший, — я бы много дал, чтобы узнать, из какого рода мальчишка.
— Зачем?
— Перешел бы к ним на службу. Надоело тут у черта в заднице киснуть и караулить начальника, который жиреет на чужих смертях, пусть и лихих людей…
Ив вернулась в свое временное жилище, было еще не поздно, предвкушение завтрашнего дня бродило во всем теле, и спать не хотелось. Уже стемнело, небо блистало звездами, ярко светила почти полная луна, и дочь Правителя решила прогуляться к морю. Она быстро вышла на берег, который в этом месте оказался высоким и обрывистым. Скалы уходили вниз отвесной стеной, а далеко внизу переливались маслянисто блестевшие черные волны. Девушка села почти у самого края обрыва и стала смотреть вдаль, на неспокойный бескрайний простор, который разрЕзала надвое лунная дорожка. «Midnight on the water…» (Jeff Lynne, Electric Light Orchestra, Cant Get It Out Of My Head), — вдруг зазвучала у нее в голове старинная баллада, не раз слышанная в детстве. Ив сидела, вспоминая красивую мелодию и странные слова про дочь Океана. «Хорошо, что здесь рядом море, и контрабандисты, и острова, там, почти у горизонта», — она не различала их в темноте, но видела раньше на карте в библиотеке. «Старик наверняка решит — мы ушли этим путем. Пусть поищет, отсюда открывается полмира, ему надолго хватит. Наверняка начнет с Архипелага… А мы и будем на острове, но не там, не в море. Его он вряд ли когда-нибудь найдет…» Она посидела еще немного, но осенний ветер крепчал, и холод начинал пробирать до костей. Пора было идти в дом и ложиться спать, чтобы хоть немного отдохнуть от утомительной дороги.
В угольных копях Южной провинции каторжники работали под землей в нечеловеческих условиях, мало кто мог протянуть больше нескольких лет. Уже к концу первого года человек превращался в доходягу и влачил жалкое существование. Сбежать оттуда было невозможно. Филип находился на каторге почти четыре недели. Тех, кто провел там менее полугода, называли «крепышами» и держали в бараках отдельно от остальных, чтобы более сильные не отнимали еду у измотанных доходяг. Граница в шесть месяцев была весьма условна: кому-то удавалось продержаться дольше, но большинство, наоборот, переходило в разряд доходяг гораздо раньше. Каторжники работали по двенадцать часов в день. Некоторые начальники пробовали удлинить рабочий день, но это оказалось малоэффективно и резко повысило смертность. На работу в забой отводили утром, снимали на входе кандалы с рук и выдавали кирку. Ножные кандалы не снимались никогда. Возможность бунта практически исключалась очень скудным питанием и тяжелой работой, а на случай, если что-то непредвиденное все же случится, содержался солидный штат охраны.