Кри-Кри
Шрифт:
— Что с Гастоном? Почему ты не отвечаешь? Где Гастон, я тебя спрашиваю? Что с ним случилось? — теребя Кри-Кри за рукав, засыпала его вопросами Мари. Заметив слезы на глазах Кри-Кри, она вдруг сразу вся сжалась и с испугом проговорила: — Ты плачешь, Кри-Кри! Что же могло случиться?
Кри-Кри собрался с духом и произнес почти спокойно и очень серьезно:
— Мари, Гастон умер. Он умер геройской смертью.
Мари опустилась на траву и, спрятав лицо в колени, громко заплакала.
Кри-Кри беспомощно глядел на Мари, он попытался ее утешить, провел ладонью по ее волосам, но она заплакала еще громче.
— Не плачь! Будь мужественной! Тебе понравились стихи, которые я только что тебе прочел? Ведь это стихотворение — оно предлинное — написал для тебя Гастон… Еще раньше, перед уходом на баррикаду, он передал его мне… А потом снова говорил о нем там, в плену у версальцев. Ты не знаешь, какой герой Гастон!.. Ведь это он спас меня из плена…
— Гастон?.. — Мари приподняла покрасневшее от слез лицо. Она говорила уже обычным голосом, но слезинки все еще образовывались где-то там, в самых уголках глаз, и снова расплывались по щекам. — Подумать только, в такую минуту Гастон вспомнил обо мне! А что я такое — простая, ничтожная девчонка!
Кри-Кри хотел было сказать ей, что это неправда, что она самоотверженный, преданный друг, что она, несмотря на ее годы, опора семьи и что за это они полюбили ее оба: Гастон и он, Кри-Кри. Но ему показалось, что сейчас говорить об этом не следует. И в нескольких словах он рассказал ей историю своего побега и спасения дяди Жозефа, стараясь больше говорить о Гастоне, чем о себе, и не подчеркивать собственного смелого поведения.
— Вот и все мои приключения, Мари, — закончил он свой рассказ. — А теперь скажи: идя сюда, ты не заметила ничего подозрительного?
— Здесь-то никого не видать, — сказала Мари, — но я прибежала, чтобы предупредить тебя. Дело в том, что эта старая сплетница, мадам Либу, подружка тетушки Дидье, которая всюду сует свой нос, заметила следы крови, ведущие к подвалу. И вот, представь, хоть мадам Дидье и подтерла тотчас кровь, пошла молва о спрятанных в кафе федератах.
— Следы крови? Откуда же кровь? — вскрикнул мальчик. — Рана Жозефа была хорошо перевязана.
Кри-Кри не знал, что Жако был ранен в ногу и рана его кровоточила.
— Та-ак… — протянул Кри-Кри. — Дело становится опасными… Проклятые сплетницы! А я был так уверен в безопасности моего подвала. Какая неосторожность!
— Как же быть? Как спасти дядю Жозефа? Что, если взять его к нам?..
— К вам? — живо переспросил Кри-Кри. — И ты согласилась бы подвергнуться опасности и укрыть его у вас?
— Можешь ли ты в этом сомневаться? — с упреком сказала Мари, уставив на Шарло свои большие глаза.
— Я просто хотел тебя испытать. К сожалению, твоим гостеприимством воспользоваться нельзя… — сказал Кри-Кри. — Но я знаю, придумал, придумал!
И Кри-Кри, не помня себя от радости, подхватил Мари за талию и закружил ее.
— Ты сошел с ума! Погоди! Ты чуть было не перевернул мою корзинку. А в ней что, знаешь?
— Ну что? Цветы, — ответил небрежным тоном Кри-Кри.
— Ты все забыл, как я вижу. А под цветами что?
— Ах, повязки! Они все еще у тебя? Ну, теперь они уже бесполезны.
— Да, но каких уловок мне стоило не отдать их тетушке Дидье, как я ей врала, если бы ты только знал!..
— Ладно, девочка, теперь не до твоих повязок… Скажи мне, ты друг Коммуны? Да, Коммуны… Пусть она разбита, уничтожена… Скажи мне, ты ей друг?
— Да, — твердо сказала Мари. — Я знаю, ты имеешь право сомневаться во мне после этих противных повязок…
Кри-Кри, кивая головой в такт словам Мари, вытащил из кустов шаспо. Озабоченно осматривая его, он что-то забормотал.
— Что ты говоришь? — тревожно глядя на Кри-Кри, спросила девочка.
— Ты умеешь стрелять, Мари?
Щеки Мари зарделись.
— Ну, ты такой опытный стрелок, — сказала она смущенно, — что я не решаюсь сказать тебе, что умею… Но ведь ты знаешь, когда папа был жив, он водил меня в тир…
— Вот и прекрасно! Здесь цель будет неподвижная, выстрел на близком расстоянии, справишься, — бормотал Кри-Кри, заряжая шаспо.
— Что ты хочешь делать? — спросила с испугом Мари.
— Делать буду не я, а ты. Вот смотри, как надо стрелять! — Кри-Кри поднял шаспо, прищурил глаз, проверил отмеренное расстояние. — Целься прямо сюда, в руку у плеча. Старайся, чтобы пуля прошла навылет. Не бойся, девочка, я не хочу умирать, но я должен быть ранен, только легко ранен. Понимаешь? Торопись!
— Объясни, что ты задумал, Кри-Кри! Я ничего не понимаю.
— Поймешь потом. Сейчас объяснять некогда. Ну, Мари, во имя Коммуны!
Мари почти бессознательно подняла кверху шаспо.
— …во имя ее борцов! — продолжал Кри-Кри торжественно.
Мари колебалась. Она неуверенно стала целиться, потом опустила шаспо. Все произошло слишком, быстро, и она не успела понять, что происходит, чего требует от нее Кри-Кри.
— Мне страшно, Шарло, — умоляюще прошептала она, — я могу убить тебя.
— Целься скорее, Мари! Во имя дружбы! Во имя Гастона! — настаивал Кри-Кри. — Стреляй, или ты еще раз совершишь преступление против Коммуны.
— Кри-Кри, — выговорила Мари. От волнения она не могла больше сказать ни слова. Глаза ее были в слезах.
Кри-Кри подошел к ней, обнял ее, вытер слезы и сказал твердо, тоном приказания:
— Успокойся и стреляй вот сюда. Не бойся, это неопасно. Только целься спокойно. Промаха не должно быть: патрон последний.
Мари подняла шаспо, неуверенно прицелилась и выстрелила. От страха она закрыла глаза и бросила шаспо на землю. Когда рассеялся дым, она посмотрела на своего друга. Он стоял на том же месте, гордо закинув голову. Лицо и вся фигура его дышали отвагой, и Мари невольно залюбовалась им. Только спустя мгновение она сообразила, что из плеча его льется настоящая кровь, что он ранен и что ранила его она, Мари.