Крик безмолвия (записки генерала)
Шрифт:
Среди них были матросы, боцманы, повара, радисты, механики, штурманы и капитаны. Всем им не сиделось на берегу. Они скучали по морю, по обычной для них работе, по корабельной жизни. Солеными ветрами романтики овеяны штиль и шторм, встречи и расставания. Но море и испытания не для искателей длинного рубля и слабых духом. Оно отбирает сильных, вступающих в поединок со стихией, когда волны перекатываются через борт, а огни на мачте устремляются к воде, палуба уходит из-под ног. Такова их профессия, в которую они влюблены, такова их будничная работа.
Дорога
Моряк должен уходить в плавание так же, как летчик летать, а шофер ездить на машине. Без этого нет моряка.
Комиссия интересовалась семейными делами, учебой детей в школе, жильем и многими другими вопросами, которые могли- влиять на настроения и жизнь моряков вдали от родных берегов. Когда возникали какие-нибудь сомнения, комиссия приглашала моряка на беседу и с ним обстоятельно разбирались. В качестве поваров и буфетчиц иногда оформлялись женщины. Им комиссия уделяла особое внимание.
Председательствующий объявил, что приглашена Тамара Черных, оформляющаяся в состав экипажа в качестве буфетчицы.
Вошла женщина в седом парике с лиловым оттенком.
— Украсит флот? — толкая меня в бок, тихо спросил сосед.
Я присмотрелся. Ее лицо, как и парик, было раскрашено в разные цвета. Она, наверное, долго возилась с ресницами, веками, бровями, губами. И все же скрыть не удалось — ей было уже под сорок — бабий век. Наоборот, краски выдавали то, что она пыталась закрасить. Сыну пятнадцать, читал я в ее анкете. Она не побоялась явиться на комиссию в брюках с манерами заправского моряка.
Тамара бойко отвечала на вопросы председателя. По ее ответам получалось, что уйти в длительное плавание ей ничто не мешает, что для нее это дело обычное, так как приходилось даже однажды в бушующем океане перебираться с горящего судна в шлюпку и она не утонула, хотя и сорвалась в морскую пучину.
— А где ваш сын? — спросил мой сосед, член комиссии.
— В интернате.
— Сколько ему лет? — вмешался я. Его возраст я знал по анкете, но мне хотелось, чтобы она сказала об этом вслух.
— Пятнадцать.
— Давно он в интернате?
— Со второго класса. А что? — насторожилась она, — Я все время в рейсах. Мужа кет, в разводе.
— Вы бываете у сына?
Тамара задумалась на какое-то время. Морщила лоб, припоминая.
— Бываю. А что? Случилось что-нибудь?
— Да нет, ничего не случилось. Давно у него были?
Она растерянно смотрела на меня. Трудно сказать,
о чем она думала, но видимо никак не могла сразу вспомнить, когда последний раз была у сына.
— У него брат бывает, — нашла она выход из положения.
— Это хорошо, но сыну нужна мать. А вы его редко видите. Вас это не беспокоит?
— Я договорилась с братом. Он за ним присматривает.
Она понимала, куда направлены вопросы, но у нее не
хватало смелости признать ненормальность положения. Сын со второго класса был предоставлен самому себе. Она
она то открывала, то закрывала, то перебирала пальцами цепочку колец, украшавших сумку.
— Разве вы не можете найти работу на берегу, чтобы 'быть вместе с сыном?
Этот вопрос застал ее врасплох. Члены комиссии ждали объяснение, но похоже было на то, что она не знала как ответить.
— Что вас тянет в море? Женщине, наверное, нелегко одной среди мужчин на судне? — подсказывали ей.
— Я привыкла. Это не ваша забота, — сверкнула она глазами в мою сторону. — Сын уже большой парень, что я ему. Поднакоплю денег, куплю ему автомашину. Так что сына я не собираюсь забывать. Регулярно посылаю ему деньги, одеваю, обуваю.
— Вы можете потерять сына. У него нет отца и нет вас. Подумайте, прежде чем уйти на целый год.
— Я подумала, — сразу ответила Тамара. — За сыном посмотрит брат. Я с ним договорилась.
Я сидел и думал, что же у нее осталось материнского? Она все растеряла в море, в чужих портах, гостиницах, за стойкой своего буфета, в погоне за длинным рублем, за той жизнью, к которой она привыкла за годы работы в море на танкерах. Уважаемые кадровики сидели за столом и серьезно рассуждали о том, что ее надо пустить в море. Иначе для них проблема — найти буфетчицу на судно. Проблема сына, куда более важная, не вызывала беспокойства. Она не ощущалась ими. Все это было никак не осязаемо. А вот отсутствие буфетчицы, это уже ощутимо. За это спросят.
— Смелая морячка, свое дело знает, сын пристроен, — приводил доводы начальник отдела кадров. — В конце концов, сын, это ее личное дело и формально из-за этого отказать ей нельзя.
— Не согласен. Это наше дело, — не выдержал я и сказал довольно резко. На меня все посмотрели, притихли.
— Есть, есть вопрос, — констатировал мой сосед. — Формально, конечно, ей мы не можем отказать. У нее все в ажуре. Но повторяю, вопрос есть. На прошлой комиссии мы отказали буфетчице Меликсетян, а сегодня она стоит у нас под дверью и просит принять ее. Предлагаю включитТамару Черных в состав экипажа, — неожиданно, вопреки своим собственным рассуждениям, закончил он. Председатель комиссии, спросив мнение других, объ
явил, что Черных надо побыть на берегу, позаботиться о сыне. Возражений не последовало. Тамара, сверкнув глазами, хлопнула дверью.
— Долго мы задержались на этом деле. У нас много еще не рассмотренных дел. Давайте вначале отпустим всех приглашенных на комиссию, а потом рассмотрим все остальные дела, — предложил председатель.
Предложение было принято.
— Приглашайте Меликсетян.
Секретарь комиссии объявил, что дело Меликсетян уже рассматривалось и ей отказали. Она работает в магазине продавцом. До этого неоднократно выходила на судах буфетчицей.