Крик и шепот
Шрифт:
Всегда я.
Его губы шевелятся. Они зовут меня. Как всегда.
Никакого шепота.
Только рев.
— КЕЙДИ! — ЕГО голос напоминает рык медведя, который предупреждает хищников отойти подальше от его детенышей. — КЕЙДИ!
Щелчок.
Исчезновение.
Вот так просто.
Вот почему мне нужен мой Йeo.
— Нам лучше открыть дверь, — бормочу я.
Он вздыхает с облегчением. Целомудренно целует меня в губы. И тут снова раздается звонок в дверь.
— Спасибо, что вернулась, Кузнечик, — шепчет он.
Мне
— Ужин был чудесным, — говорит Кён с улыбкой. — Тебе нужно передать это…
— Агате. Ее зовут Агата, — мои слова резкие и колкие. Я пыталась быть общительной, но в этом окружении у меня вот-вот случится паническая атака.
— Мне жаль, что она не смогла присоединиться к нам, — говорит она с дрожащей улыбкой.
— И мне, — когда Кён смотрит на меня, как будто ожидая дальнейших объяснений, я быстро выдыхаю. — Ей давно пора спать.
Йео сжимает мое бедро под столом.
— Ты в порядке?
Флетчер, прищурившись, смотрит на меня. Пэтти и Баркли устрашающе молчат. А Дин почти не притронулся к еде. Во время ужина говорили только Кён и Йео.
— Я в порядке, — вру я.
Я не в порядке.
Совсем.
Мне хочется выблевать всю ту вкусную лазанью, которую я успела проглотить.
Баркли откидывается на спинку стула и бросает на Флетчера взгляд, который мне не суждено понять. Но я чувствую раздражение, разочарование и нетерпение. Они исходят от него удушливыми волнами. На самом деле от них всех.
Им нужны ответы.
Которых у меня нет.
Если бы Боунз был здесь, у него бы были ответы. Как и оскорбления. Черт возьми, он был бы весьма занятным. При этих мыслях я хихикнула.
Все взгляды устремляются на меня — опасливые и растерянные.
— Пап, ты помнишь тот старый фотоаппарат, который я просил? Тот, что ты должен был починить для меня. Мы провели большую часть недели, слушая, как старик из магазина давал нам инструкцию по использованию этой проклятой вещи, — тихо спрашивает Йео.
Флетчер кивает. Его лицо озаряется пониманием, и он наклоняется вперед.
— Он принес больше хлопот, чем пользы, — он улыбается и смотрит на своего младшего сына с такой гордостью, что мое сердце просто разрывается.
Йео усмехается.
— У меня все же получилось. В итоге. Я сфотографировал все... — он замолкает и переводит взгляд на меня.
За столом все молчат. Можно услышать, как падает булавка. Эти люди за столом позволяют Йео вести разговор. Имеют терпение, пока он разматывает нить нашей любовной истории. Пытаются увидеть, что скрывается под ней. Для них она уродлива и разбита. Но в моем мире — это единственное, что имеет смысл.
— Я сделал альбом, — говорит им Йео с застенчивой улыбкой на губах.
Дин отрывисто смеется.
— Черт побери! Типа книги о сексе или другая подобная хрень? Вы двое озабоченные или что-то вроде того?
Флетчер ощетинивается на циничную вспышку своего сына и сердитым взглядом заставляет Дина замолчать. Затем его взгляд возвращается ко мне.
Обнадеживающий.
Нежный.
Добрый.
Я смотрю на него и моргаю. Новый стол, который купил для меня Йео, не испорчен. Имя Нормана не высечено на поверхности. Я была в восторге, что стол привезли до приезда его семьи. Мне было бы стыдно, если бы они увидели эту ужасную часть моей жизни.
Йео продолжает рассказывать о своем фотоаппарате. О том, как он будет практиковаться в съемке людей и насекомых. Но в основном меня. Дрожащей рукой я беру нож. Йео такой оживленный и счастливый. Это должно приносить счастье и мне… Но на меня опускается тьма.
Предчувствие беды.
Беспокойство. Волнение.
Что если он придет?
Что если появится тут прямо сейчас?
Будет ли он свирепствовать и сеять хаос в семье Йео?
Причинит ли им боль?
«Кейди. Кейди. Кейди».
Приятный голос Йео доносится до меня сквозь облачную дымку, но недостаточно быстро. Здесь вонь Нормана. Затхлый дым и дешевая выпивка. По моей коже проходит дрожь, когда я чувствую его присутствие в доме.
«Кейди. Кейди. Кейди».
Я вырвана из настоящего и брошена в прошлое.
С ним.
Моим ночным кошмаром.
Норманом.
Папочкой.
— Кейди, — бормочет папочка, падая лицом вниз на мою кровать.
Я вздрагиваю от того, что он так близко. От него воняет. От папы всегда воняет.
Ненавижу его запах.
— Я хочу спать. Не хочу обниматься, — смело говорю я ему.
В ответ на это он мрачно смеется. Папин смех страшен. Ненавижу его. Папины пальцы щекочут мои ребра. Ненавижу его щекотку. Ничто в ней не вызывает у меня смех.
— Кейди, малышка, — бормочет он, уткнувшись носом в мои волосы. — Но ты всегда делаешь так, что папе становится лучше.
Я сглатываю, и одинокая слеза стекает по моей щеке. Его пальцы больше не щекочут. Они скользят вверх и вниз по моим рукам, стараясь успокоить меня. Но теперь это меня пугает. Я ненавижу его пальцы.
— Мне нехорошо, — вру я, надеясь, что он оставит меня в покое. Но он не оставляет, никогда. Каждый вечер он приходит ко мне в комнату, чтобы я помогла ему почувствовать себя лучше.
— Моя медсестра заболела? — невнятно бормочет он. — Сегодня вечером я должен быть медсестрой?