Крик в ночи
Шрифт:
Калашин задумался:
— Не кинут?
— Кто может дать стопроцентную гарантию?
— Тогда дерьма не оберешься.
— Кто не рискует…
Калашин проговорил:
— Если не отмоем сейчас — потом будет поздно. Слишком много поставлено на карту, и немало солидных людей за океаном ждут результата…Твой Филдин в курсе?
— С какой стати ему все знать? Свой кусок он получит сполна, если, конечно, справится. А в случае неудачи возможен нудный судебный процесс, в Штатах, разумеется, который затянется года на три, а то и лет на пять.
— И Филдин начнет сдавать всех нас с потрохами.
— Не думаю.
— Он что — все пять лет будет молчать?
Шельмягин
— Вот результат твоего перехода из органов в администрацию президента — полная потеря фантазии. Судить будут не его.
— А кого?
— Гм, положим, двойника. Настоящий Филдин при плохом раскладе вряд ли доживет до суда.
Налив себе и Шельмягину по стопке водки, Калашин сказал:
— Давай за успех нашего дела! Хочется верить, что не напрасно живем на этом свете. Да… и лишних, отработанных людей, задействованных на первых порах, лучше убрать заранее.
— Учишь ученого…
Выпили, захмелели, разомлели.
— Много ли человеку надо? — спросил сам себя Шельмягин.
— Ровно столько, — заметил Калашин, — чтобы мало не показалось. Еще по одной?..
…Через два дня после того памятного разговора в разделе криминальной хроники газет промелькнуло сообщение об убийстве некоего гражданина, коммерсанта, найденного у подъезда собственного дома изрешеченным пулями. В интересах следствия имя его не разглашалось, однако заказной характер убийства не вызывал сомнений. Общество устало от бесконечных криминальных разборок, сетовали газеты. И сообщение не вызвало особого интереса, вскоре о нем забыли. А те немногие, кому было известно истинное имя убитого, знали, что он долгое время являлся двойным агентом КГБ и ЦРУ по кличке Инспектор. В паспорте значилось: Вездесущинский Валериан Тимирзяевич, русский, 1949 года рождения…
Нет человека, нет проблемы, любил повторять Иосиф Сталин.
Скандалы в семье Полины после известных событий, связанных с появлением ее отца — писателя Швайковского, — стали почти обыденным явлением. Даже при том, что Полина неплохо устроилась по рекомендации Кати в инофирму, денежные проблемы не исчезли, а напротив — возросли. И эпицентром этих проблем, как ни странно, всякий раз становился Кирилл. Полина догадывалась о его пристрастии к наркотикам, даже не сомневалась, что так оно и есть. Однако установить прямую связь между пороком Кирилла и постоянным отсутствием денег в доме ей удалось не сразу. И только тогда, когда из квартиры стали удивительным образом исчезать дорогие вещи (радиотелефон, видеомагнитофон, плеер и т. д.), Полина все окончательно поняла. Знала ли о Кирилле мать? Конечно, знала. Наверняка и сочувствовала ему, и переживала, и скрывала, как могла, дела Кирилла от Полины. Но разговор между матерью и дочерью в конце концов состоялся — он носил характер упреков, неприязни и бесконечного потока взаимных обвинений, зачастую необоснованных. Наконец, они просто перешли на крик, после чего обе разрыдались. Вот только делу это совершенно не помогло, да и не могло помочь, поскольку пристрастие брата, как понимали несчастные женщины, давно перешло в болезнь. Мать рассказала Полине, как ей пришлось хитрить перед Швайковским, чтобы тот раскошелился приличной суммой (якобы на приданое для вновь обретенной дочери), а деньги эти ушли, словно вода в песок, на анонимное лечение Кирилла. И без малейшего результата. Ну, и наконец, пропажи вещей из дома. Мать просила, умоляла, негодовала на Кирилла, запугивала его милицией, прокуратурой. Бесполезно! Он всякий раз священно клялся, что этот случай
Надо признать, что Полина не испытывала к Швайковскому никаких эмоций — ни положительных, ни отрицательных. Да и не могла испытывать, поскольку совершенно не знала своего отца. Еле-еле дочитав до конца книгу папаши «Дочь альбиноса», дочь Пеленгаса не смогла сдержать откровенной зевоты: такую малопонятную скукотищу девушка, кажется, впервые держала в руках. Но имя отца частенько мелькало и на экране телевизора, и в печати — с этим нельзя было не считаться. Значит, решила Полина, он по-настоящему умный, хоть и пишет откровенную тягомотину.
Девушка старалась не вспоминать о Дмитрии Филдине — слишком много грусти наводили такие воспоминания. Ведь ясно было с самого начала, ничего у них не получится. После Димы она встречалась с разными парнями, но сравнение их с бывшим любовником было далеко не в пользу последних — несмотря на возраст, он опережал их по всем параметрам. Вот если бы начать сначала, снова испытать трепетную дрожь их первых свиданий в больничной палате! Мечты и грезы… Странная тоска по ушедшим временам. Несбывшиеся надежды!
Но что действительно тяготило Полину, вызывало какое-то смешанное чувство непонятной тревоги — явное внешнее сходство брата и Дмитрия. Обратив на это внимание матери, девушка получила какой-то обтекаемый сумбурный ответ, что в еще большей степени убедило ее в верности собственной догадки.
Впрочем, даже при условии, что догадка верна, Полина оставила за собой право самой судить о причинах и следствиях некогда имевшей место близости между матерью и Дмитрием. Не слишком ли большое значение мы придаем тому, чем по молодости грешили наши родители? И затем, став взрослыми, вольно или невольно повторяем родительские ошибки?
Удобно устроившись в старом кресле перед телевизором, Полина безучастно смотрела очередную мыльную мелодраму из жизни богатых латиноамериканцев. Слава Богу, думала она, что Кирилл еще не дошел до телевизора. Ведь это последнее, оставшееся у них приобретение из бытовой техники. Девушка в уме стала считать оставшиеся доллары, — результат получился плачевным, до зарплаты не дотянуть. А тут грядут коммунальные платежи. Да и постоянные просьбы матери одолжить денег на всякие расходы (для Кирилла, конечно) не прибавляют настроения.
— Ну, вот, опять он явился под кайфом! — послышался голос матери из передней. — Ты хоть посмотри на себя — весь худой, глаза тусклые, что-то мямлишь себе под нос…
— Ма, зачем ты так волнуешься? — отвечал Кирилл. — У меня все нормально, только голова побаливает. Вот высплюсь, отдохну, приду в себя…
— И за что мне такое горе свалилось?! — запричитала мать. — Все дети как дети: одни работают, другие учатся, никто не слоняется без дела!
— Ма, мне звонил Князь?
— Какой еще князь?
— Ну, такой, с южным акцентом.
— С кем ты связался, Кирюша? Опомнись! Твои мысли только об одном, — где достать наркотик…
— Тихо, ма. Поля услышит.
— Она все знает.
— Знает? Хотя… какая разница. Я буду лечиться, твердо решил. Понимаешь, эти наркоцентры — сплошная туфта. Сейчас внедряют новый метод: в мозги вшивается такая пластинка, в общем, которая отбивает всякую охоту к наркоте, даже если введешь героин — кайфа не получишь. Нормально, да?
— Сколько это стоит?