Крики в ночи
Шрифт:
— Около полуночи, месье. — Сейчас, когда рядом не было его супруги, он, казалось, расслабился. — У нас здесь странный распорядок дня, месье. Сюда, прошу вас.
Когда мы поднимались за ним по лестнице, я попросил Эмму:
— Спроси у него, почему он не уйдет отсюда? Почему держится за это место?
Он обернулся и удивленно взглянул на меня сквозь свет фонаря, затем на Эмму, как будто эта мысль оказалась совершенно новой для него.
— Потому что она платит мне, месье.
— Хорошо?
— Достаточно, месье.
Больше Шалендар ничего сказать не захотел и проводил нас в одну из комнат, которую мы осматривали с инспектором Ле Бревом. В каждой комнате стояла кровать с медными набалдашниками из прошлой эпохи. Он вытащил из шкафа одеяла.
— У нас нет постельного белья, месье, но раз уж вы решили остаться…
— Обойдемся.
— Матрасы старые, но хорошие. И жесткие.
Он снял покрывало с двуспальной кровати и принялся взбивать матрас, пока тот не заскрипел.
— Спасибо.
Шалендар выбрал самую дальнюю комнату, и мы наблюдали, как он зажигает свечи в дешевых жестяных подсвечниках — сценка прямо из новогодней ночи. Неяркий свет заплясал на умывальнике, куда он положил мыло и полотенца. В комнате стояли также высокий комод, старинный шкаф красного дерева, а на полу лежат коврик.
— Дальше по коридору вы найдете ванную, месье.
— Я знаю, спасибо.
Он помолчал, а затем сказал:
— Извините, у нас нет еды. Но я могу принести кофе и булочки.
— Не стоит беспокоиться, — заметила Эмма. Она закрыла глаза в изнеможении. — Уже слишком поздно.
— Если бы мадам и я заранее знали, что вы остаетесь…
Он учтиво поклонился.
Когда он ушел, мы посмотрели друг на друга.
— Ну что я здесь делаю? — спросила Эмма слабым голосом. — Зачем ты привез меня сюда?
Я взял ее руку в свою. Она была холодна, как лед. В полумраке ее светлые волосы, казалось, были окрашены лунным светом.
— Я не ожидал, что ты останешься, дорогая. Все, что могу сказать, это то, что я люблю тебя.
Несколько минут она не отвечала, но ее глаза напряженно вглядывались в меня.
— Это место полно привидений. Привидений, которые оживают ночью. Я чувствую их.
Мне казалось, что я знаю, что делаю. Ищу сумасшедшего. И два тела. Я не мог сказать ей об этом. Несколько секунд мы сидели, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к утихающим шагам Шалендара, затем к скрипу закрываемой двери. И остались совершенно одни.
Я сжал Эмму в своих объятиях, но она вздрогнула и вскрикнула:
— Джим, нет! Не трогай меня!
— Дорогая, все будет хорошо. И между нами тоже. Между нами двумя.
— Джим, что ты знаешь?
— Ничего, совершенно ничего, кроме того, что здесь что-то произошло… — Ее трясло, и я завернул ее плечи в одно из одеял. — Приляг.
— Нет.
Она присела на краешек кровати и обхватила голову руками.
— Эмма, ты замерзнешь.
— Джим, расскажи мне, что произошло здесь, в этом ужасном месте. Расскажи мне правду, Джим.
— Господи, Эмма, я сам хотел бы это знать.
Она поднялась с кровати и пошла к раковине, где оставила сумочку. Я смотрел на нее. Луна вышла из облаков, уже более полная и яркая. На фоне окна четко вырисовывался ее силуэт, освещенный лунным сиянием. Но я видел не ее волосы, залитые этим светом, а более светлые пепельные волосы другой женщины. Я вдруг увидел сходство, которое не замечал раньше, и понял, что я видел в Эстель.
— 30 —
— Эмма, подожди здесь! — крикнул я, опять набросил одеяло ей на плечи и усадил на кровать.
— Куда ты, Джим?
— К мадам Сульт.
Она не пыталась остановить меня. От волнения я покрылся испариной, она же стояла совершенно неподвижно.
— Я пойду тоже, — заявила она.
— Нет, дорогая, в другой раз. — Я подумал об этой странной комнате и о том, что может там произойти. — Подожди здесь. Это не займет много времени.
Прошлой ночью он пришел к мадам Сульт в этот же час, тот сумасшедший, которого они так и не нашли.
Я оставил Эмму при свете свечей и ринулся в коридор, вниз по скрипучей лестнице, к комнате мадам, и ничто теперь не могло остановить меня, ни темнота, ни пыль, ни чьи-либо колдовские уловки. Голая лампочка едва освещала ковер в коридоре, и я опять почувствовал запах: не совсем тот, что смердел прошлой ночью, но похожий — смешанный запах старой плоти и разложения, мочи и фекалий.
Свет, пробивавшийся из-под той же темной двери, бормотание и шуршание подсказали мне, что старуха проснулась. Я повернул ручку и вошел в комнату.
Она сидела в кровати в опрятном розовом халате, который на нее явно только что надели, так как испачканный валялся на полу. Мадам Шалендар как раз закончила умывать старуху, и эта процедура слегка заглушила зловоние, исходившее от ее больного тела. Ее голова с торчащими клочками волос напоминала голову растерзанной куклы с огромными голубыми глазами. На этот раз они были широко раскрыты и уставились на меня.
Сиделка в ярости обернулась, как будто не знала, что я остался здесь на ночь, и закричала на меня.
Затхлый воздух в комнате напоминал запах хлева.
Она опять закричала:
— Убирайтесь!
Но я подошел к кровати и взял старую женщину за дряблые плечи. Она сидела в прозрачном халате, который выглядел бы довольно привлекательно на молодой женщине. Мадам Сульт медленно, как черепаха, повернула ко мне свой высохший череп, ее голова казалась слишком большой для тонкой шеи, но глаза уже не излучали безумие. Она сжала руки, и я услышал, как затрещали ее суставы.