Криминальные кланы
Шрифт:
Далее Очоа направился в суд, где ему предъявили обвинение в незаконном ввозе быков и подделке их медицинских сертификатов, после чего босс картеля небрежно внес требуемую сумму залога — 10,5 тысяч долларов, получил уже заранее приготовленную справку об освобождении и ушел, вольный, как ветер. Правда, он должен был отмечаться в полиции каждые 15 дней, но какой же деловой человек согласится на подобную чепуху?
И вновь Очоа искали; в ходе операции арестовали не одну тысячу человек, конфисковали небольшое количество кокаиновой пасты, листья коки, химикаты, оружие… А потом страсти улеглись. Хорхе Очоа, казалось, бесследно канул; во всяком случае, во всей Колумбии не находилось человека, согласного выдать его даже за приличное вознаграждение.
Однажды произошел курьезный случай. По случаю Нового года, 1987, в Медельине был устроен конкурсный показ чистокровных лошадей. Первый приз в нем завоевал жеребец, предоставленный конюшней Очоа. Жюри пребывало в замешательстве: если хозяина лошади нет, то кому они должны выдать приз? Правда, их сомнения в ту же минуту развеялись: к трибуне шел, горделиво улыбаясь, сам хозяин — Хорхе Очоа. Он ни от кого не скрывался. Спокойно взял приз из рук председателя жюри, слегка улыбнулся, заметив, как дрожат его пальцы, и неторопливо удалился, не обращая внимания на полицию. Впрочем, служители порядка сделали вид, что ничего особенного вообще не произошло. Мало того, один из телохранителей Очоа дружески похлопал по плечу одного из полицейских.
Этот жест не остался без внимания прессы, и на другой день в «Эспектадоре» появилась очередная разоблачительная статья. Вечером того же дня, когда Гильермо Кано уже подъезжал к редакции, сделав вынужденную остановку посреди огромного бульвара, где движение машин было особенно активным, к его машине подъехал мотоцикл. Киллер стрелял почти в упор по неподвижной мишени. Естественно, что все 8 пуль достигли своей цели.
Эскобар еще пытался что-то изменить в правительстве страны. Он даже примкнул к движению, которое возглавлял Луис Карлос Галан, однако вскоре из рядов партии его исключили. Пабло организовал акцию против движения «Новый либерализм» (эти люди сами не понимают, чего хотят и кому на руку они работают, — говорил он). А раз они не понимали, да к тому же обладали значительной властью, значит, их следовало убирать. Галан, окруженный 18-ю телохранителями был в упор расстрелян людьми Эскобара рядом с президентским дворцом. Свидетелей он не боялся никогда. Еще одной искры не хватало для того, чтобы вспыхнула война, но ружья уже были заряжены у всех.
Однако это была еще не настоящая война. Под давлением США, не желавших признавать своего чересчур независимого партнера, в сентябре 1990 года новый президент Колумбии Сесар Гавириа предложил боссам наркобизнеса сдаться добровольно с тем, чтобы впоследствии экстрадировать их в Америку. Это и стало началом конца кокаинового барона и любимца всех отверженных Пабло Эскобара.
По закону об экстрадиции наркоторговцев хотели переправить в Америку, где им грозил немалый срок заключения. Немалый — это мягко сказано. Например, Ледер уже сидел в тюрьме и его срок составлял 130 лет. Вообще подобное положение дел стало возможным тогда, когда президент Турбай подписал соглашение с американцами, предусматривавшее выдачу колумбийских граждан правоохранительным органам США. Когда был убит Лара Бонилья, Бетанкур впервые выдал Америке несколько преступников, связанных с наркоторговлей.
Итак, бывшие уважаемые сеньоры, баснословно богатые и привыкшие по-своему распоряжаться свободой, которой никто никогда не в силах у них отобрать, стали изгоями в своей собственной стране. Они вновь и вновь пытались обращаться к государственным лидерам, предлагали деньги для оплаты внешнего долга. Все, что угодно, только не выдача в США. И все же они были силой и очень грозной, и даже у этой силы появилось наименование: «Подлежащие Экстрадиции». А раз была группа, то и действовала она под лозунгом, выдвинутым Эскобаром: «Лучше могила в Колумбии, чем клетка в Соединенных Штатах». Произнося эти слова, он не шутил. Он действительно так думал, и доказал это и своей оставшейся жизнью, и смертью.
Бетанкур согласился на войну, которая при правительстве Вирхилио Барко стала еще более жестокой. Когда же на политической арене появился Сесар Гавириа, то уже в ходе президентской кампании он сделал экстрадицию своим основным инструментом и главным предвыборным лозунгом. Он предложил боссам наркомафии сдаться добровольно и полностью или хотя бы частично признаться в совершенных преступлениях; в этом случае он не станет выдавать их Америке. И все же Эскобар уловил в этом предложении нечто, похожее на ловушку и не согласился на выдвинутые условия. Он потребовал, чтобы экстрадиция была отменена безусловно, безо всякого признания вины, при гарантии безопасности в тюрьмах и подобной же гарантии безопасности для родственников арестованных и для тех, кто остался на свободе.
А поскольку соглашение достигнуто так и не было, то в Колумбии развернулся тотальный террор и похищение людей. «Подлежащие Экстрадиции» выбрали своей целью журналистов, на которых давно имели зуб. Таким образом они выкручивали руки правительству. Только за 2 месяца было похищено 8 человек. Первой в веренице похищенных стала Диана де Турбай, главный редактор телевизионных новостей и крупного журнала «Ой пор ой», редакторы Асусена Льевано и Хуан Витта, телеоператоры Ричард Бессера и Орландо Асеведо, а также журналист из Германии Хэро Бусс.
Диану захватили, когда она направлялась на встречу со священником Мануэлем Пересом, являвшимся главнокомандующим Национальной Армии Освобождения. Вместе с ней к человеку, который, как казалось журналистам, держал ключи от мира, поехали Асусена и Хуан Витта. Проводники, одетые в форму НАО, вели себя так безупречно, что ничем не вызвали подозрения журналистов. Только когда вдалеке показался Медельин, они почувствовали нечто неладное. Ночью их подозрения полностью оправдались. Женщин отделили от мужчин и, сквозь лесные заросли, провели в просторное помещение, где и оставили на неопределенный срок. Охранник сказал им: «К НАО мы не имеем ни малейшего отношения. Теперь вы — гости наркомафии и вам будет о чем рассказать впоследствии».
Следом за этими видными журналистами наступила очередь еще двоих женщин, обе из которых являлись родственницами Вильямисара, жена и свояченица.
Жена Вильямисара, Маруха Пачон была весьма уважаема в кругах колумбийской интеллигенции. Журналистка, удостоенная нескольких престижных премий, была только что назначена на пост государственной компании по развитию кинематографии «Фосине». Она уговорила и свояченицу перейти к ней на работу, хотя та по профессии являлась врачом-физиотерапевтом.
Когда начались похищения ее коллег, Маруха неожиданно для себя отметила, что у нее появилась привычка время от времени оглядываться через плечо, как будто она хотела заметить признаки слежки. Хотя в любом случае похитители отличались большим профессионализмом, и в тот день, когда она дольше обычного задержалась в «Фосине» и вышла из здания в половине восьмого вечера вместе с Беатрис, как всегда бросив быстрый взгляд через плечо, ничего подозрительного она не заметила.
Она с удовольствием опустилась на мягкое сиденье своего «рено», глядя на совершенно безлюдный Национальный парк и предвкушая, как окажется дома через какие-нибудь полчаса. На самом же деле безлюдный Национальный парк вовсе не был таким безлюдным, как казалось. Около тротуара стоял «мерседес» темно-синего цвета, неподалеку от него ожидало кого-то такси, явно угнанное, если внимательнее присмотреться; четверо молодых людей, высоких, подтянутых, в одинаковых кожаных куртках и джинсах делали вид, что наслаждаются вечерней прохладой; еще один стройный юноша, в деловом костюме и с кейсом кого-то ожидал на углу, а в кафе, расположенном неподалеку уже вставал из-за столика сам руководитель группы захвата.