Криминальные кланы
Шрифт:
Это была журналистка Марина Монтойя, сестра руководителя президентской канцелярией. Ее захватили через несколько дней после похищения группы Дианы де Турбай в тот момент, когда женщина запирала дверь своего ресторанчика. Она прекрасно знала похитителей, этих троих любезных, изысканно одетых мужчин. В последнее время они часто появлялись в ее заведении и радовали своим неизменно хорошим настроением и щедрыми чаевыми. На этот раз у них в руках были не деньги, а автоматы «узи». Когда насмерть перепуганная Марина обхватила коленом фонарный столб, сопротивляясь похитителям, один из них сильно ударил ее по голове, и женщина потеряла сознание. Теперь ее брат служил послом в Канаде, а о похищении Марины давно забыли, что давало
Она канула в неизвестность, и только ее сын Луис сохранял надежду хоть как-нибудь прояснить судьбу матери. Не доверяя правительственным чиновникам, он постоянно искал встречи с Пабло Эскобаром. Однако все его поездки заканчивались безрезультатно. Мало того: ему дали понять: в это дело лучше совсем не соваться. Проезжая в такси на одну из встреч с девушкой, которая должна была якобы вывести его на Пабло Эскобара, Луис лениво поглядывал в окно машины, пока не увидел на обочине дороги труп женщины в цветастом платье, на ярко накрашенном лице которой застыла струйка крови, тянущаяся от аккуратной дырочки на лбу. «Что это такое?» — в ужасе спросил Луис. — «Обычное дело, — ответил таксист, пожав плечами. — Видимо, ребята сеньора Пабло развлекались». Больше Луис вопросов не задавал.
В тот же день, что и Марина Монтойя, был похищен главный редактор «Тьемпо» Франсиско Сантос, или Пачо, как называли его друзья. Его даже не потребовалось извлекать из его бронированного джипа. Едва машина была заблокирована похитителями, как Франсиско пулей вылетел из машины, желая разобраться, в чем дело. Наверное, он был немало удивлен, когда к его лбу приставили пистолет и заставили пересесть в другую машину. Двух выстрелов, прозвучавших за его спиной, ошеломленный Франсиско вообще не слышал. Эти две пули предназначались его шоферу, и обе они попали ему в голову. Только из новостей Пачо узнал о его гибели, сидя в холодной комнате с наглухо забитыми окнами и сиротливой лампочкой под потолком. Его переодели в серый спортивный костюм, своего рода униформу тех, кто находился в плену у Подлежащих Экстрадиции. Когда же он спросил охранника, в чьих руках находится, тот ответил вопросом на вопрос: «А где бы вы предпочитали находиться — у повстанцев или у сеньора Эскобара?». — «Значит, я у Пабло Эскобара», — решил Пачо.
Узнав о похищении сестры и жены, Вильямисар немедленно отправился к Сесару Гавирия и заявил, что возлагает на него лично ответственность за их жизни. «Я сделаю все, что от меня потребуется», — сухо отозвался Гавирия. Вильямисара навестил генерал Мигель Маса Маркес. Как директор Госдепартамента безопасности, он занимался расследованием похищения людей, ставшим теперь обычным явлением. Среднего роста, крепкий, как бык, он казался отлитым из стали, а войну с Эскобаром воспринимал как личную. Он был готов драться насмерть, и в это можно было поверить.
Невозможно представить, сколько тонн динамита извел Эскобар, чтобы убрать с дороги мешающего ему генерала: по приблизительным подсчетам почти 3 тысячи килограммов. Ни один его враг не удостаивался подобной чести. Но все же генерал был жив и здоров, да еще постоянно благодарил Бога за то, что тот проявляет к нему такое живейшее участие. Если бы генерал знал, что не менее горячо благодарен Богу и Пабло: благодаря своим активным действиям Мигель Маркес не убил его только чудом.
Сенатор доктор Герреро пришел к Вильямисару с предложением: отдать самого себя в заложники вместо Марухи и Беатрис, на что тот ответил коротко: «Педро, ты дурак».
И в самом деле, зачем похитителям какой-то Герреро, когда у них в руках имеется нечто более ценное: Маруха и Беатрис, которые смогут послужить прекрасным щитом от экстрадиции.
Пабло Эскобар и не собирался скрывать, что именно его группа похитила журналистов. Один из
За все время плена Диана де Турбай, ни в чем особо не нуждавшаяся (всем необходимым похищенных снабжала охрана. О деньгах они говорили: «Этого добра тут навалом, так что не беспокойтесь, просите все, что хотите), вела дневник, вероятно, не только для того, чтобы констатировать конкретные факты, но и проанализировать собственное душевное состояние, поддержать внутренне равновесие. Там была и оценка различных политических событий, и анекдоты, и горячие обращения к Господу и Деве Марии. Особенно много места в ее молитвах занимал Пабло Эскобар. Обращаясь к Богу с почти безумной верой, она писала: „Возможно, он больше других нуждается в твоей помощи. Я знаю, Ты стремишься заставить его увидеть добро и остановить зло, прошу Тебя, помоги ему услышать нас“. О себе же она писала: „В плену время течет не так, как мы привыкли. Здесь не к чему стремиться… Я вспоминаю свою жизнь до сегодняшнего дня: сколько пустых увлечений, какое ребячество при решении важных проблем, сколько времени потрачено на ерунду!“.
А Маруха Пачон вскоре поняла, что и журналисты, и охранники — по сути заложники. Их вывозили из Антиокии в багажнике машин, чтобы они потом не смогли опознать местность, не позволяли свободно ходить по дому. Один из охранников по прозвищу Монах, часто делавший подарки Марине Монтойя — пластиковые распятия, ленточки, молодой человек с приятным лицом и невероятно огромными пушистыми ресницами, часто сидел в углу, задумавшись о чем-то своем. Конечно, он был способен как на добро, так и на зло, но пребывал в убеждении, что, когда операция закончится, убьют всех сразу: и заложников, и охранников.
Тем временем Гавирия вновь обдумывал, как заставить сдаться террористов, твердо решивших не сдаваться без гарантий безопасности для себя и своих близких; к тому же государство не располагало доказательствами, с помощью которых боссов наркомафии можно было бы привлечь к суду в случае их захвата. Быть может, следовало предложить более мягкий приговор тем, кто признается в подсудных деяниях? К тому же можно было смягчить наказание тем, кто добровольно вернет государству деньги и имущество, нажитое на торговле наркотиками. В то же время от института экстрадиции отказываться ему совершенно не хотелось. Генерал Маса Маркес был целиком на его стороне. «В этой стране никогда не будет порядка, пока жив Пабло Эскобар», — при любом удобном случае повторял он, наподобие римского политика, который каждую свою речь, к месту и не к месту, завершал словами: «А Карфаген должен быть разрушен». Он был убежден: Эскобар должен умереть, поскольку даже в тюрьме он сможет продолжать торговлю наркотиками».
В начале сентября 1990 года в Колумбии был принят Чрезвычайный Указ 2047, по которому тот, кто был готов сдаться правосудию и признать свою вину, а потом согласится с правосудием сотрудничать, не будет подлежать экстрадиции. За добровольную сдачу в руки правосудия и признание вины преступникам предлагалось сократить положенный им срок на одну треть и даже наполовину. Совет министров принял этот Указ, а генерал Маса Маркес заявил по этому поводу: «Этот указ оскорбил величие правосудия и загубил традицию почитания уголовного права. Это — яркий пример лицемерия».