Криминальные кланы
Шрифт:
Ночью никто не спал. В 8 утра падре вышел к завтраку, выглядевшему очень соблазнительно, но ни к чему не притронулся. Он постоянно следил за дорогой, потом вдруг вскочил с криком: «Вы как хотите, но я уезжаю!». И снова его уговаривали потерпеть хотя бы до обеда. После обеда падре заявил, что немного вздремнет, но потом сразу же уедет.
За падре приехали, когда он еще спал. В три часа послышался шум мотора. Вильямисар вскочил и постучал в комнату Эррероса. «Падре, — произнес он, — за вами пришли».
Он увидел перед собой изможденного трясущегося и перепуганного старика. На минуту Вильямисару показалось, что перед ним находится желтый ощипанный цыпленок. Услышав слова Вильямисара, Эррерос немедленно упал на колени и начал горячо молиться. Когда он поднялся с колен, это был уже совершенно другой человек. Казалось, он даже увеличился в росте. «Я готов, — сказал он, — посмотрим, как там себя чувствует Пабло».
Вильямисар проводил падре до машины и попросил шофера: «Пожалуйста, берегите его». После этих слов последовал недоумевающий взгляд водителя, как будто к нему обращался ненормальный. «А что может случиться со святым, как вы думаете?» — резонно произнес он. «Быть может падре лучше надеть бейсболку? — продолжал беспокоиться Вильямисар. — Вдруг его узнают в Медельине и остановят?». Но, похоже, падре и сам проникся настроением водителя. Едва автомобиль тронулся с места, как он выбросил из окна эту бейсболку. «Действительно, о чем может беспокоиться человек, которому подвластны воды?!» — крикнул он, и немедленно за этими словами на землю, на все необъятное пространство долины, хлынули потоки ливня, поистине библейского. Благодаря этому проливному дождю машине удавалось беспрепятственно миновать все полицейские кордоны. То, что их ни разу не остановили, водителю показалось чудом.
Через 3 часа священник прибыл на виллу Эскобара, роскошный особняк с огромным бассейном и разнообразными спортивными сооружениями. Его встретили несколько десятков вооруженных охранников, которых падре не преминул мягко попрекнуть за неправедный образ жизни и нежелание добровольно сдаться правосудию. Эскобар, одетый в простой домашний хлопковый костюм, ждал его на террасе, и при взгляде на него, страх, терзавший священника за все время его путешествия, мгновенно улетучился.
«Пабло, — произнес он. — Я приехал, чтобы миром уладить все наши дела». Видя волнение Эррероса, Эскобар предложил ему полстакана виски; сам же ограничился апельсиновым соком. После виски напряжение падре спало окончательно и он смог настроиться на разговор с самым опасным преступником страны, как с добрым другом. Его поразило, как точно, емко и лаконично умел выражать свои мысли Эскобар. Падре, пожаловавшись на провалы в памяти, попросил Пабло записывать все, о чем они будут говорить, чтобы потом выработать окончательный вариант соглашения. Таким образом, оба они сначала изложили на бумаге основные требования, а уже потом стали вычеркивать те, которые не устраивали либо одну, либо другую сторону. В результате обсуждение сконцентрировалось целиком на безопасности будущего места заключения. Так впервые прозвучала готовность Эскобара сдаться правосудию.
Пабло сам вышел в сад проводить падре до машины, а перед отъездом попросил благословить золотой медальон, который висел у него на шее, что падре с готовностью проделал. Видя эту процедуру, охранники тоже выразили горячее желание, чтобы священник благословил также их. «Вы не можете уехать просто так», — сказали они.
Все встали на колени, и священник также опустился на землю рядом с охранниками, не забыв при этом упомянуть, что только их добрая воля будет способствовать установлению мира в стране.
Когда падре вернулся через 6 часов отсутствия, Вильямисару он показался восторженным школьником. Эррерос легко выпрыгнул из машины. Его глаза блестели от восторга. «Я только что заставил их всех стоять на коленях!» — это были его первые слова. Он был так возбужден, что даже женщины Очоа и их замечательные травяные настойки не могли его успокоить. Несмотря на продолжавшийся дождь, падре все время порывался немедленно лететь в Боготу, чтобы встретиться с президентом. Его насилу уговорили остаться еще на одну ночь, но священник долго не мог заснуть. Он постоянно расхаживал по дому, бормоча свои импровизированные молитвы. Сон сморил его только к утру.
На следующий день в Боготе, выступая перед репортерами, падре сказал: «Пабло Эскобар — добрый человек. Я привез от него послание президенту. Все заложники будут освобождены в течение трех дней». Обрадованные журналисты немедленно начали осаду квартир Марухи Пачон и Пачо Сантоса, чтобы не пропустить момент их первых минут пребывания на свободе. Действительно, в течение двух последующих дней заложники получили долгожданную свободу, а Эскобар вызвал в Медельин Вильямисара, чтобы сдаться правительству.
Когда Вильямисар вошел в дом, Эскобар сам встретил его, совершенно спокойный, хотя в подобном положении были бы вполне уместны надрыв или экзальтация. «Ну что, вы теперь довольны, доктор Вилья?» — спросил он с легкой иронией. Вильямисар слегка наклонил голову, а Эскобар тем временем продолжал: «По-моему, самое время — обсудить вопрос, ради которого вы приехали: как я должен буду сдаваться».
Конечно, Эскобар знал, как именно пройдет процедура, но, верный себе, он хотел еще раз удостовериться, что ему не приготовят ловушек. На самом деле его больше всего интересовали три основных вопроса: о тюрьме, персонале этой тюрьмы, а также то, кто именно будет нести внешнюю охрану — полиция или армия.
В качестве тюрьмы был подготовлен бывший центр по реабилитации наркоманов недалеко от Энвигадо. Едва получила свободу Маруха Пачон, Эскобар созвонился с Вильямисаром и попросил его осмотреть это место. Зрелище оказалось более чем плачевным: центр был скорее всего недостроен, поскольку всюду взгляд натыкался на остатки строительного мусора. Он валялся буквально во всех углах. Большинство стен и потолков размыли дожди, и в этих местах обильно рос грибок.
Тем не менее, охрана тюрьмы была на высоте. Ограда, устрашающе огромная, двойная, поднималась вверх почти на три метра. По ее верху тянулась в три ряда колючая проволока. Мало того, по проволоке пустили напряжение в 5 тысяч вольт. Во дворе находились 9 сторожевых вышек: 7 по периметру и две у ворот. Здесь продолжала кипеть активная работа: по словам правительства, оно стремилось как предотвратить покушение на жизнь Эскобара, так и возможность его побега.
Таким образом, расписывавшаяся в газетах роскошь тюрьмы Энвигадо была сильно преувеличена. Зато идея всем настолько понравилась, что об итальянской плитке, которой была облицована ванная комната Эскобара, знали далеко за пределами Колумбии. То, что плитку Вильямисар приказал заменить на что-нибудь более скромное, сразу же, однако, забыли.
Вскоре возник еще один конфликт относительно содержания наркобарона в тюрьме, однако куда более серьезный. Сначала началась вырубка леса около тюрьмы, особенно с той стороны, где располагалось стрельбище. Кроме того, по внешнему периметру тюрьму предполагалось охранять совместными силами Национальной гвардии и армии, что вовсе не нравилось Эскобару, но правительство объяснило подобный шаг тем, будто тюрьма обладает помимо регионального, национальным статусом.
Эскобар заявил: он не желает, чтобы внешняя охрана располагалась настолько близко к месту заключения. Во-первых, это не только не спасет от покушения, но может даже способствовать ему. Во-вторых, по одному из Положений об исправительных учреждениях вооруженные формирования на территории тюрем не допускались. В-третьих, настораживала и вырубка леса, поскольку создавалось впечатление, что таким образом готовится удобный полигон для посадки вертолета. В то же время стрельбище превращалось в полигон, где мишенями будут служить непосредственно заключенные.