Кристальный пик
Шрифт:
— Сколько этой пище дней? — спросила я.
В полумраке, за бестолковой болтовней, собственным отчаянием, затхлостью пещеры и пряностью осенних листьев, я и не заметила, что ужин сей состоит из одной трухи. Жаркое было таким же испорченным и гнилым, как вся остальная пища у нас в тарелках. Овощи исходили вязкой горькой слизью, а хлеб оказался зеленым вовсе не из-за специй и тимьяна в муке, а из-за плесени, покрывшей его, деревянный, налетом. Из съедобного на столе было попросту ничего, поэтому, отодвинув тарелку, я потянулась к кувшину с водой, желая хотя бы напиться
Селен знал, чем питаются люди, но не ведал, что питание может их и убить.
— Что-то я принес, когда ты навестила меня впервые, а что-то, пока ты спала... Тебе не по нраву еда, госпожа? Слишком пресная? Или слишком соленая? — спросил он обеспокоенно и положил себе в рот тот же кусок, который я выбросила из рук, плюясь. Селен прожевал его легко и даже не поморщился — ни от жесткости, ни от омерзительной кислоты, — и объяснил: — Я не чувствую ни вкуса, ни запаха Сколько бы чужих языков не проглотил, а свой у меня все равно, что кусок железа — только людей на него насаживать, ха-ха.
Я поджала губы, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту — не то от скопившегося над тарелкой запаха, не то от смеха Селена, который непростительно напоминал смех Соляриса, оставшегося где-то далеко-далеко. «Нужно лишь продержаться подольше. И попробовать найти Сенджу», — напомнила я себе и глубоко вздохнула. А это означало никакой вражды, никакой грубости. Здесь я гостья — не королева, но и не пленница. Именно так мне подобало себя вести, пока это было возможно.
— Селен...
— Да, госпожа?
— А где слуги? — спросила я осторожно, решив начать издалека. В конце концов, кто-то же накрыл Селену стол, переодел меня, да и осеннее убранство собрал, причем за кратчайший срок. Вряд ли Сенджу устроился к нему сенешалем. Разве что был кто-то еще, кого я не видела, или...
— Здесь никого больше нет, — ответил Селен и улыбнулся от уха до уха. — Только мы двое.
Я побледнела. Мысль о том, что Сенджу, вероятно, куда-то ушел или я неверно поняла Селена и его нет здесь вовсе, невольно перебила другая: получается, это он переодел меня. Кожа тут же зачесалась, как от пыли, и я беспокойно заерзала на стуле, оттянула пальцем ворот платья, ставший слишком узким и тугим. Впрочем, неприкосновенность моего девичества — последнее, о чем мне стоило волноваться, будучи взаперти один на один с вездесущей пустотой.
— Мы здесь точно одни? — принялась выпытывать я снова.
— Точнее не бывает, госпожа.
— Но ты ведь сказал, этот дом для нас построил Сенджу...
— Да, так и есть, — кивнул Селен. — Он часто прилетал сюда, когда я еще был... другим. Тогда я был почти повсюду и видел, как он разговаривает со звездами и морем. Потом я сам решил взглянуть на это место глазами человека, у которого их забрал, и увидел здесь то же, что вижу сейчас. Самого Сенджу здесь уже не было, и это к его благу, ибо после того, как он попытался нас убить...
Я вконец растерялась и снова уткнулась в свою тарелку, пускай в ней и нечего было есть. «Хороший дипломат подобен реке: меняет русло, чтобы обойти валун, а не разбивает его и не разбивается сам», — поучал Гвидион. Но у меня не было другого русла — другого варианта, кроме как цепляться за идею о Сенджу. Ошибался или Селен, или я. И во втором случае тот компас...
Я тряхнула головой, отказываясь думать об этом, чтобы не терять надежду, и сосредоточилась на том, на чем могла.
— Когда ты вернешь меня домой, Селенит?
Тон мой, несмотря на нетерпение в голосе, оставался таким, будто я ожидала услышать «завтра» или «через неделю», но никак не:
— Домой? О чем ты? Мы уже дома, Рубин.
Я стиснула пальцы в кулак так крепко, что согнула оловянную ложку пополам. Даже королевская выдержка давала трещину там, где ожившее проклятье смеет предъявлять на меня свои права. Только слабость тела и рассудка, а также память о Принце и осторожности, привитой Солом, помогли эту трещину залатать. Я вцепилась ногтями в зачерствевшую булку хлеба, раздирая ее, чтобы добраться до мякоти и, выбрав оттуда плесневелые кусочки, съесть хотя бы несколько крошек. Может, Селен и был способен обходиться без какой-либо пищи, но я — нет. Быть обезвоженной сейчас означало для меня быть легкой добычей, а умирать быстро я не собиралась.
— Селенит, — снова позвала я, когда выела из куска хлеба все, что могла. Его имя было таким же кислым на вкус, как прогнившая еда на столе. — Верни меня в Столицу, пожалуйста.
— Зачем?
— Затем, что я королева Круга, и мое место там, где я могу им управлять. Не здесь.
— Хм, — Он замычал и протянул длинные бледные пальцы к моей щеке, чтобы накрутить на них кроваво-красный локон, выбившийся из прически. Я не дала ему этого сделать, отведя голову назад. — Твоя коса уже растрепалась. Я плохо заплетаю волосы, да? Хочешь, расчешу тебе их вечером? Как Солярис расчесывал. Я буду заботиться о тебе ничуть не хуже.
«То, что он с тобою сделать хочет, сделай с ним, ибо он от тебя не отделим...» — сказал Совиный Принц на смертном одре, но, наблюдая за Селеном сейчас, я не могла понять, что он хочет сделать, кроме как любить меня. Быть рядом. Обладать. Есть ли в напутствии Принца подоплека, которую нужно расковырять пальцем, как сырое тесто, чтоб понять? Или все надо понимать буквально? Мне нужно полюбить Селена в ответ? Нет, это уж вряд ли.
«Чтоб раз и навсегда покончить с пустотой нутра, он должен...»
Я запыхтела, удрученная, точно сидела над руническим ставом, как в детстве, и никак не могла сложить мало-мальски читаемую вязь. Все вокруг казалось таким абсурдным, что реальность путалась с моими домыслами. Я говорила Селену о ненависти — он говорил мне о любви. Я просила вернуть меня домой — он предлагал сделать мне прическу. Возможно, если познать абсурд значит самой быть абсурдной...
— Значит, ты обустроил замок сам? В одиночку? Надо же! Постарался на славу, Селенит. Все вещи в моей комнате действительно будто всегда и были и моими. Ничего не забыл. Ах, разве что...