Кристальный пик
Шрифт:
Она улыбнулась, и улыбка эта отозвалась у меня тупой болью в подреберье, настолько Омела напомнила мне меня. Несмотря на несколько коленей между нашими семьями, мы были похожи больше, чем кузины. В нас обеих текла кровь Неры, — кровь севера, волков и вьюг, — и от того, что мне предстояло ее пролить, я чувствовала себя так, будто оскверняю память о матери. Поэтому так отчаянно и искала иной путь, пока его окончательно не заволокло фиолетовым дымом, а затем и красным.
Увы, но Омела была настроена выбрать путь иной. Не поворачивая головы, она подняла одну перевязанную руку, откинула подол плаща, и молоденькая вёльва лет шестнадцати, которая прижимала к груди моток чистого хлопка, поспешила взобраться по ступенькам в замок. Уже спустя полторы минуты она вышла оттуда
Но то был не Солярис. То была Ясу.
— Слышала, королева Рубин не имеет ни братьев, ни сестер, потому и ищет тех в своих ярлах столь отчаянно. Ближе всего ей к сердцу ярл Дайре из Дану и ярлксона Ясу из Ши. Это так? Мы с соратниками смогли угадать? — протянула Омела, сорвав с нее капюшон, избитой и исхудавшей, но смотрящей все тем же диким и непокорным зверем, каким Ясу взрастила пустыня. Пустыня же окрасила ее кожу в цвет ореховой скорлупы и песка, а темница придала той нездоровый желтушный оттенок и множество мокрых язв, похожих на крысиные укусы. Трещины, покрывающие ее сухие губы, зияли глубже, чем пропасти каньонов. Сама челюсть тоже выглядела странно, будто сломанная: рот Ясу был постоянно приоткрыт и смотрел немного вкось. Очевидно, Омела презирала род королевы Дейрдре точно так же, как и ее законы, требующие благородных условий пленения для благородных же господ. — Мы с нейманцами долго спорили, кому достанется ярлксона. Отец поговаривал, будто все жители Ши произошли от песчаных львов... Я решила проверить. Видимо, то правда: Ясу дважды сбегала из темницы и убила дюжину моих хускарлов, пытающихся ее остановить, хоть и не имела при себе оружия. Оттого держать ее в своем замке — великая честь. Редко можно встретить волка, что обуздает льва, не так ли?
Ясу не пошевелилась от услышанного, — не было сил, — но бросила взгляд черный, как ее глаза. Я же глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями и не обращать внимание на то, как Омела улыбается мне, преисполненная самодовольством. Она упивалась моим оцепенением, не ведая, что то оцепенение от шока, а не от ужаса.
Если Ясу — это и есть то, за чем она звала меня, то, что мне нужно, то где же тогда Солярис?
— Госпожа!
Я рефлекторно обернулась на визг, забыв, что в Керидвене госпожой зовут не меня. Вёльвы, стоящие по периметру двора, заметались из стороны в сторону, когда от них вдруг отделился силуэт в такой же накидке, но с ритуальным ножом в руке, приставленным к горлу той самой молоденькой девочке с глазами большими, как у олененка, и с мотком хлопковых тканей в рукаве. Ллеу удерживал ее за волосы, собранные в кулак на затылке, но подталкивал вперед мягко и аккуратно — ему была чужда мужская грубость, даже когда он грозился убить. Ллеу просто подвел девочку ближе к лестнице, на которой стояла Омела, и мы с ним оказались на одной линии, в пяти шагах друг от друга. Затем Ллеу выпрямился, повел плечом и смахнул с себя волчью накидку, обнажая белоснежную замшу дейрдреанских одежд.
— Да будет долог и славен ваш век, ярлксона Омела, — поприветствовал ее он, не изменяя своей манерности. Даже когда мы в самой утробе войны. Даже когда юная девочка, младше Матти, дрожала и плакала на кончике его ножа. — Имя мне Ллеу. Я королевский сейдман королевы Рубин, ее советник...
— Сейдман? — перебила Омела. Несмотря на то, что круг из ее вёльв шумел, нервничал и бурлил, сама она оставалась абсолютно невозмутима, даже насмешлива. Одна тонкая редкая бровь выгнулась вверх. — Затесался среди моих вёльв? Это даже смешно. Впрочем, ликом ты и впрямь похож на женщину, но точно не сейдом. Наверняка ты и сам понимаешь это, потому и взял в руки нож, а не веретено. Угрожаешь той из нас, что еще совсем дитя... Как это по-мужски. Знай же, сейдман: мои вёльвы уничтожат тебя, если с головы их сестры упадет хоть один волосок. Волчья Госпожа не простит тебя, ибо, если ты практикуешь сейд, эта девочка и твоя сестра тоже...
— Волчья Госпожа не матерь моему сейду, — ответил Ллеу. — А, значит, и вы мне не сестры. У моего сейда есть только отец.
Омела, прежде смотрящая на Ллеу из-под опущенных ресниц, вдруг распахнула глаза шире, чем когда-либо прежде.
— Что ты имеешь ввиду, сейдман?
— Не будь вёльвы такими высокомерными и свято верящими в свое неприкосновенное сестринство, они бы дважды подумали, прежде чем разводить опийный дым, вдыхать его и связывать друг с другом свои умы, — сказал Ллеу. — Ведь достаточно лишь одного жалкого, но сведущего мужчины, чтобы подбросить в их опорный костер белену и связать в придачу к умам и тела...
Омела побелела, перестав дышать.
Я не владела сейдом в той мере, чтобы понять, на что способен пучок засушенной белены, сгоревший не в том огне. Однако и мне, далекой от него, было ясно: даже самый искусный сейд не позволил бы Ллеу одолеть в одиночку целую сотню вёльв. Его предел — одна; самая слабая, самая уязвимая. Хитрый, как лис, он по-лисье же воевал. Наконец-то перестал прятать звериный оскал под пушистым хвостом и явил всего себя, чиркнув рукой с ножом по девичьему горлу.
Юная вёльва вмиг обмякла, захлебнулась кровью и завалилась в бок. Так следом за ней рухнули и все остальные вёльвы тоже. По очереди, по цепочке, как фигурки дальдозы*, по которым щелкнули ногтем.
Омела взревела. Она успела затушить самый близкий к ней костер щепоткой черной соли, которая тут же погасила дымящие поленья, и выдернула из волос то, что еще мгновение назад казалось мне заколкой — веретено. Повязки опали с ее изрезанных рук. Как и Ллеу, вместо пряжи она использовала свою кровь — вспорола острым носком вену под сгибом локтя и заплела кровавые нити пальцами. Быстрее, чем Ллеу, задравший рукава и делающий то же самое. Яростнее, чем кто-либо из умерших и по сей день живущих. Такую ярость было не обогнать.
— Из Матти получится хорошая королевская вёльва, госпожа, — улыбнулся он обагренным ртом, прежде чем упасть замертво под прощальный звон своего черного колокольчика.
Ясу, прежде вялая и безучастная, способная бороться лишь с собственной слабостью, вдруг встрепенулась. Неизвестно, что именно придало ей сил, — веретено в руках рыдающей от отчаяния Омелы, которое она направила на меня, или же Ясу все это время лишь притворялась, ждала подходящего момента, чтобы лев вновь одолел волка. Она толкнула Омелу так сильно, что сбила с ног и ее, и затушенную костровую чашу, стоящую на лестничном выступе. Вместе они покатились по ступенькам, и Ясу очутилась на голой земле, разбив себе не только связанные руки, но и лицо.
Я тут же подорвалась к ней, с трудом оторвав себя от тела Ллеу, которого коснулась, обняла, сжала, надеясь исправить неисправимое. В отличие от него, Ясу все еще была жива, и я поспешила оттащить ее подальше от лестницы и поднимающейся Омелы, ищущей свое веретено, которое Ясу незаметно подобрала и теперь крепко прижимала вместе с цепями к груди.
— Омела, — позвала я, выпрямившись среди лежащих тел тех, кого клялась защищать. — Омела... Ты знаешь, что это конец. Остановись.
Она продолжала ползать по лестнице, ища веретено, и копошиться израненными руками в высыпавшейся золе и углях под перевернутой чашей. Красно-молочную кожу быстро покрыла копоть, белое платье почернело, как ткружево на подоле, и вся Омела словно начала таять, уменьшаться у меня на глазах, лишенная своих вёльв, своего оружия и чести. Мне даже было не нужно обнажать меч, чтобы окончательно победить ее. Достаточно просто было стоять, смотреть и слушать:
— Я пожертвовала всем ради своего туата! — кричала она. — Я пожертвовала отцом, братьями, сестрами. Собой! — Омела встряхнула руками, усеянными сотнями старых и новых порезов, зарубцевавшихся и безобразных, которые прежде скрывали ее широкие рукава. — Волчья Госпожа сама избрала меня. Она явилась ко мне во сне, пообещала конец заморозкам и лишениям, если я сожгу свою семью, если наберусь смелости самой возглавить свой народ. Ибо я такой же потомок Керидвен, как ты потомок Дейрдре. Я тоже королевской крови. Я заслуживаю того, чтобы войти в историю!