Кристальный пик
Шрифт:
Я избавилась от второго такого, стреляющего из чащи: надела маску, достала меч и чиркнула им по руке, держащей лук, на миг раньше, чем керидвенец успел выстрелить в кого-то из моих людей. Маска будто бы отдохнула за то время, что я не притрагивалась к ней, и снова давала мне больше, чем я смела просить. Аромат полевых трав и вина. Шорох невидимых крыльев. Я находила воинов Керидвена, отказывающихся сдаваться, и заставляла их падать на землю. Не думая. Не сожалея. Не мешкая. Как если бы Мидир был на моем месте. Как если бы на моем месте был мой отец.
— Королева здесь! Королева тоже сражается! — послышалось рядом, и я обернулась, даже не заметив, как оставшиеся
— За королеву Рубин!
— За Дейрдре!
— За Круг!
Они поднялись — даже те, у кого уже не было сил встать, — и двинулись на Морфран. Где-то на краю поля загудела тальхарпа, и песнопения вёльв, охотящихся на драконов в небе, заглушило пение моих хирдов. То была баллада о королеве Дейрдре, объявившей войну королеве Керидвен, когда та вознамерилась изморить весь Круг голодом и морозами, изготовив посох Вечных Зим из белого дуба. Все дети Круга знали, чем закончилась та история. Все дейрдреанцы знали, что так она закончится и сейчас.
Воины, взявшие пленных, собрались в общий хирд, сомкнули щиты, выставили копья с мечами и двинулись к Морфрану, где их ждала остальная армия и еще одно сражение. Последнее, так или иначе.
«Рубин!»
Солярис выпрыгнул передо мной так резко, что дрогнула земля, и хрустнули поломанные вражеские мечи под когтистыми лапами. Жемчужная чешуя его была сплошь красной, от морды с горящими золотыми глазами до кончика острого хвоста.
— Чья это кровь? — спросила я тут же.
«Не моя».
Чувство неимоверного облегчения согрело кончики пальцев. Я схватилась руками за гребни у Сола между лопаток и подтянулась вверх, заботливо подталкиваемая снизу раскрытым крылом. Казалось, прошла целая вечность, как мы с ним спустились на землю. Моя броня тоже успела испачкаться — и то, слава богам, тоже была не моя кровь. Солярис хорошо различал ее по запаху, потому и не стал спрашивать, в порядке ли я. Ни одна царапина не укрылась бы от его взгляда. Он осмотрел меня еще пока я усаживалась у него на спине и коротко заурчал, когда я прижалась к его шее щекой. Горячий и невредимый, хоть и потрепанный, как и я. Это было уже величайшей победой за сегодня — снова его обнять и оказаться вместе высоко над землей.
Раньше небо было мне домом, а теперь стало и убежищем. Как и тогда в лесу, где совиная маска просила меня остаться, здесь не проливалась кровь, не гремели мечи и не кричали умирающие. Здесь было спокойно и тихо. Лишь вдали над городом вились драконы: они никак не могли разделаться с баллистами и вёльвами, следуя моему приказу не трогать мирных жителей и их деревянные жилища, рискующие вспыхнуть от любой искры. Оттого замок Омелы по-прежнему возвышался нетронутым над алеющим горизонтом, похожим на кровоточащую рану. Отсюда он напоминал волчий клык, с заостренными к верху башнями и окнами янтарно-желтыми, как глаза диких животных.
— Где Ллеу? — спросила я громко, наклонившись к уху Соляриса, в котором на ветру дрожала изумрудная серьга. — У вас получилось?
«Получилось», — ответил Сол. «Я высадил его прямо под стенами замка, но нас заметили. Мне пришлось оставить его и уйти».
Я выпрямила спину и снова спрятала искусанное ветром лицо за совиную маску. Мы приближались к Морфрану.
— А еще раз проникнуть в город сможешь?
«Само собой. В последнее время пробираться к врагам в тыл стало чем-то вроде рутины».
— Да, точно. Один раз ты даже почти сумел убить меня в колыбели.
«Цыц, я не о том! Нашла, что вспомнить. Это маска так на тебя влияет?».
Я усмехнулась, изрядно повеселев не то от нехватки воздуха на набранной высоте, не то действительно из-за маски, бывший владелец которой был этим весельем во плоти. Затем я склонилась со спины Соляриса вниз. Под его крыльями мелькали поля и развилки речного истока. Названная Трезубцем в их честь, река разлилась, вышла из своих берегов от драконьего жара и принесенной им оттепели, залив и без того скудную зелень. Там, где она впадала в город, питая его, вода окрасилась в пурпур: мои хирды бились с хирдами Керидвена прямо на затопленных берегах под дозорными башнями. Теперь Омела могла лишь отбиваться: на Поющем Перевале победа осталась за нами, и теперь же наша победа близилась у стен ее города. Сколько бы вёльвы не пели, сколько бы пряжи не сплели, и сколько баллист бы не выкатили хирдманы на мерлонах, нас было больше.
— Кажется, мы побеждаем, — осмелилась произнести я, сама в это не веря.
«Кажется, да. Но слишком рано торжествовать. Предстоит долгая осада... Или пожар, который сожжет весь Морфран дотла. Если только Ллеу не сделает, что обещал, или мы сами не разберемся с Омелой. Так что соберись, Рубин. Надо...»
— Ты думаешь, что ты сильнее всех? Думаешь, твоя победа в том огне, которые выдыхаешь не ты, и в тех мечах, которые держат за тебя? Хочу тебя расстроить — с самих времен Дейрдре никто из вашего рода не был победителем, а теперь твой туат и вовсе жив лишь до тех пор, пока жива его королева. Ты последняя из рода. Значит, последняя, кого я должна убить, чтобы освободить свой народ.
Голос. Его принес ко мне керидвенский ветер, та кровь, в которой я была испачкана, и золотая маска, раскалившаяся прямо на лице. Все прочие звуки исчезли — остался лишь незнакомый женский глас и биение моего собственного сердца, эхом отражающееся в ушах. Кажется, Солярис тоже звал меня. Кажется, снаряды баллист снова летели в нашу сторону. Я видела лишь замок, похожий на волчий клык, и видела ту, что сидела в самом его основании — так близко к плачущим людям, так близко к смерти, что текла прямо с ее рук, израненных витражными стеклами. На ней было традиционное траурное одеяние из белого льна с черным кружевом, волчьего меха, диадема из червлёного серебра и длинная юбка со шлейфом, какую надевают на свадьбу, а не на войну. Белокурые волосы, забранные в две длинные косы по бокам, и голубые глаза в обрамлении таких же белокурых ресниц. Кровь распускалась на ее рукавах, как цветы, капая из собственноручно вспоротых ладоней и кончиков пальцев. Она была ярлксоной — и служила королевской вёльвой самой себе. А теперь провозгласила себя королевой Керидвена.
— Ты прямо как твой отец... Кем бы ты стала, останься на троне? Как хорошо, что Круг этого не узнает.
Кап-кап-кап. Кровь снова льется. Она порезала и без того свежую рану еще раз, глубже, яростнее. Огонь, распускающий фиолетовый дым по заднему двору ледяного замка, слизал ее и обратил в порчу.
— Спасибо, что убивали моих людей, — сказала Омела, глядя мне в глаза через десятки лиг, что разделяли нас, но вдруг перестали быть помехой. — На вас их кровь, а значит на вас кровь моя. Вы помечены Керидвеном. Так познайте же его вьюгу!