Критическая температура
Шрифт:
Елена Тихоновна: «Я знала! Я давно знала, что ты из себя представляешь, старый бабник!»
Анатолий Степанович: «Елена!»
Елена Тихоновна: «Что Елена?! Была и есть Елена. А ты до старости дожил, а ума не набрался! Как только люди тебя слушают?! Дир-рек-тор!» – Она плюнула.
Анатолий Степанович: «Замолчи!»
Елена Тихоновна: «Почему я должна молчать?!»
Анатолий Степанович: «Елена!»
Елена Тихоновна: «Что Елена?! Пусть все слышат! Пусть все знают! Какой ты вахлак проклятый! То у него заседания вечером, то у него педсовет! А ты, значит, вон как советуешься?! Спасибо, что сказал! Утешил. Спасибо!»
Анатолий Степанович: «Я прошу тебя, замолчи!»
Елена
Милка представила себе, что будет твориться во дворе к вечеру, когда придут с работы все его обитатели. Уж бабка Мотя и Серафима Аркадьевна постараются ввести их в курс дела…
«Зачем Анатолий Степанович рассказал ей?!» (Милке даже в мыслях не захотелось называть Елену Тихоновну по имени-отчеству – назвала безлико: «ей»…).
Анатолий Степанович был назначен директором двенадцатой школы и переехал из района Березовой рощи на улицу Капранова сравнительно недавно, каких-нибудь три года назад. И с первых дней он служил укором для всех мужчин двора. Даже Милкина мать, не выдержав, раза два откровенно вздыхала при. Милке: «Хорошим женщинам в мужья всегда сатана достанется, а сатане – человек…» Елена Тихоновна ни разу не вынесла мусорного ведра из квартиры – это делал Анатолий Степанович. Елена Тихоновна не позовет слесаря, электрика, плотника, что традиционно вменялось в обязанности других жен, – сходит в домоуправление и позовет нужного человека Анатолий Степанович. Ссылаясь на боли в ногах, Елена Тихоновна выходила из дома только для того, чтобы посидеть на лавочке во дворе; Анатолий Степанович брал хозяйственную сумку, сетку и ходил по воскресеньям на базар, стоял в очередях за мясом, капустой, первыми помидорами… Распространялись даже слухи, что и стиральной машиной, и электрополотером орудует дома он. То есть в глазах женщин двора он представлялся идеальным мужем: его ставили в пример, на него ссылались при каждом удобном случае… То-то воспрянут духом мужчины! То-то удовольствия будет для злопыхателей!
Дома, не находя себе места, Милка некоторое время послонялась из комнаты в комнату… Снова заглянула в кухню и, открыв холодильник, с минуту бессмысленно смотрела на остатки вчерашнего пиршества: салат с горошком на майонезе, пластики лимона в сахаре, половинка «Юбилейного» торта… Потом захлопнула холодильник. Стены собственной квартиры впервые казались неуютными, они отгораживали ее от всего главного, что происходило сейчас на улице. А в том, что именно теперь, сегодня, в мире совершается нечто, кровно касающееся ее, Милкиной, судьбы, она не сомневалась. И, захватив ключи, опять вышла из дому. Но уже не во двор, а на улицу Капранова.
Прохожих в этот послеобеденный час было мало. По тротуару гоняли на трехколесных велосипедах пацаны. Чирикали воробьи над головой. Тополя, что были посажены вдоль тротуаров, росли наклонно в сторону проезжей части улицы, и, когда они одевались плотной сочной листвой, образовывалась красивая, тенистая аллея, и пешеходы, нервируя водителей автомашин, как по уговору, смещались с тротуаров на проезжую часть, под укрытие тополей…
Оли возле дома не было..
Милка уже два или три раза прошлась взад-вперед мимо играющих девчонок, когда из соседнего подъезда, неожиданно энергичная, неожиданно решительная, появилась Елена Тихоновна. Чтобы пропустить ее, Милка прижалась к стене за водостоком. Елена Тихоновна прошла среди расступившихся перед ней девчонок, не обратив ни малейшего внимания на них, и скрылась за поворотом. А Милка, не очень задумываясь, нужно ли это и, если нужно, то зачем, поспешила в тот самый подъезд, откуда вышла Елена Тихоновна.
На звонок после недолгой паузы ей открыл Анатолий Степанович. Пропуская Милку в коридор, он отступил на шаг и молча, выжидающе остановился перед ней. Милка в замешательстве крутнула туфлей по суконному коврику у входа.
– Оли нет?..
– Оли нет, Мила… – ответил Анатолий Степанович и, словно бы зная, что Милке вовсе не обязательно видеть Олю, что явилась она совсем не за этим, повернулся и молча прошел в библиотеку.
Милка, как привязанная, последовала за ним. Анатолий Степанович, проскрипев допотопным стулом, сел за секретер, а Милка остановилась в дверях, сбоку от него.
– Анатолий Степанович…
– Что, Мила?.. – спросил он, не поворачивая головы, и в голосе его была усталость.
– Все думают… – Милка замялась. – Ну, про то, что случилось у вас, – на моих гостей…
– Никто не думает, Мила. Что за глупость? – ответил он, по-прежнему глядя в секретер перед собой.
– Нет, думают, – возразила Милка, хотя пришла, чтобы поговорить вовсе не об этом, не о пустяках.
Он медленно повернул к ней голову. И настолько непривычно было видеть его усталым, опустошенным, что Милку опять ни с того, ни с сего кольнуло под левой грудью. Плечи его были опущены, руки лежали на столе секретера тяжело и безвольно, под глазами впервые наметились припухлые, старческие мешки. Даже прядь волос, что всегда непокорно спадала на лоб и молодила Анатолия Степановича, казалась на этот раз неприбранной от безразличия, от усталости.
– Если тебе наболтали что-нибудь, – сказал он, – не обращай внимания. – И снова повернулся к секретеру.
Милка неслышно переступила с ноги на ногу, чувствуя, как отливает кровь с ее лица и неприятный, зудящий холод сковывает пальцы.
– Анатолий Степанович… – Она думала, он обернется к ней, но он продолжал выжидающе глядеть перед собой, и Милка решилась, убежденная почему-то, что не может не сказать этого даже – обязана сказать: – Что если я подозреваю одного человека?..
Он помедлил.
– На каком основании, Мила?..
– Ну, если есть основания…
– Ты понимаешь, что это значит?
– Да… Я потому и говорю вам, а не кому-нибудь… – Милка сглотнула внезапную сухость в горле.
– Зачем ему это, Мила?
Теперь, в свою очередь, помедлила она.
– Чтобы отомстить…
– Кому отомстить? – сразу уточнил директор.
– Мне, – сказала Милка.
В ответ на ее заявление Анатолий Степанович обернулся. По лицу его скользнуло и тут же погасло удивление.
– Каким образом?
Милка под его взглядом опять невольно переступила с ноги на ногу.
– Ну… чтобы подумали… на тех, кто был у меня…
Анатолий Степанович повернулся к секретеру.
– А за что он тебе мстить должен?..
– За то, что дружили… Ну, как все дети дружат… – Милка не робела, ей просто не вдруг удавалось найти нужные слова. – А потом… Ну, когда пришло настоящее, он не понял, как это бывает… Ну, не понял, что с ним – это одно, а с другим – другое… – Теперь она смутилась. И замолчала.
Анатолий Степанович бросил на нее короткий испытующий взгляд. Он догадался, о ком она. Минута или две прошли в молчании. Анатолий Степанович колебался, и кожа на его лице, где шрам, едва заметно подрагивала. Потом он опять растерянно взглянул на Милку, передохнул и как-то глухо, словно бы через силу, проговорил в сомкнутые на столе руки: