Кровь и ложь
Шрифт:
— Что? Тебе не обязательно со мной разговаривать.
— И, по-твоему, это не будет выглядеть странно?
Мне показалось, что он улыбнулся, но это мог быть просто нервный тик.
— Зачем? — спросила я.
— Что зачем?
— Зачем ты идёшь со мной? И если ты скажешь, что ты пытаешься защитить меня от домогательств какого-нибудь прохожего...
— Моё самое первое воспоминание о тебе связано с днём твоего рождения.
— Моего рождения?
Он посмотрел на меня.
— Твой папа пришёл к нам домой и объявил, что
Его странное признание взволновало меня.
— Тебе было четыре.
— И что?
— Разве ты мог что-то запомнить в таком раннем возрасте?
Взгляд Лиама опустился на мои ключицы, словно он не решался посмотреть мне в глаза.
— Мой отец посоветовал твоему папе сделать тест на отцовство.
Я раскрыла рот.
— Моя мама никогда бы...
— Всё гораздо хуже, Несс, — Лиам с беспокойством провёл ладонью по волосам.
Разве могло быть что-то ещё хуже предположения о том, что мама предала папу?
— Он также сказал твоему папе, что тебя следует отнести в лес, — голос Лиама вдруг стал таким тихим, что мне пришлось напрячься, чтобы услышать конец предложения, — оставить тебя там и попробовать снова.
— Оставить меня в лесу? Чтобы что?
Я на какое-то время нахмурилась, а потом распахнула глаза так широко, что мои ресницы коснулись бровей.
— О... Он посоветовал моему папе убить меня? — почти прокричала я. — Потому что я была девочкой?
Наконец, Лиам поднял на меня взгляд.
— Твой отец был в ярости. Как и моя мать.
— А ты? — выпалила я.
— Как ты думаешь, почему это моё самое первое воспоминание о тебе, Несс?
Его голос вдруг приобрел густые и тёмные ноты, подобно меху, который покрывал его тело в волчьем обличии.
Хит пытался заставить моего отца усомниться в маме, а потом посоветовал убить меня из-за моего пола! Если бы отец Лиама не был мёртв, я бы нашла серебряный нож и вонзила бы в его чёрное, чёрное сердце.
— А какое твоё самое первое воспоминание обо мне? — спросил Лиам, отвлекая меня от моих кровожадных мыслей.
Я напрягла память. Когда воспоминание возникло у меня в голове, я моргнула. Не может быть, чтобы это было самым ранним воспоминанием. Я попробовала припомнить что-нибудь ещё, но не смогла.
— Похороны твоей мамы.
Он вздрогнул.
Тогда мне было пять. Но я даже помнила, что на мне было надето — чёрное колючее шерстяное платье, плотные белые колготки и чёрные туфли. В воздухе пахло свежевскопанной землёй и слезами, которые покрывали щёки каждого в тот день.
Кроме Хита.
Он не плакал, но Лиам плакал в тот день за двоих.
Лиам был долговязым мальчиком и у него были слишком крупные черты лица. Но потом он повзрослел. И больше не напоминал шестнадцатилетнего мальчика с худым лицом, которого я видела в
— Я помню, что задавалась вопросом, осталась ли у тебя в сердце дыра, — сказала я, когда мы пересекли улицу и направились в сторону небольшого парка. — Но теперь я знаю.
В моей голове возник образ моей исхудавшей мамы.
— Прости.
Он посмотрел на меня.
— За что?
— За то, что напомнила тебе о ней.
— А ты думаешь, я забыл? Не проходит и дня, чтобы я не думал о ней, Несс, — его голос прозвучал так же мрачно, как и те тени, что залегли на его лице.
Нас объединяла общая боль, его и меня.
— Ты никогда не забываешь людей, которых любишь. Думаю, ты это теперь знаешь, — тихо сказал он.
Мне показалось, как будто капкан сжал моё сердце.
Я подумала о маме и о папе — который совершенно точно был моим отцом. И как раз в этот момент мы проходили мимо детской площадки из моего детства. Она изменилась, и на ней появились новые блестящие качели, но детский турник, где я могла висеть часами, всё ещё был здесь. Папа иногда повисал на нём вместе со мной, а мама, смотря на нас, трясла головой, смеялась и говорила ему, что он выглядит нелепо — точно горилла в клетке хомячка.
Я даже не заметила, как остановилась и начала плакать, пока чей-то большой палец не прошёлся по моей щеке.
Я сделала резкий вдох, как вдруг Лиам сделал это снова.
О, нет, нет, нет.
Его взгляд был полным намерения, и это заставило меня отпрянуть. Его пальцы скользнули по моим щекам, после чего его руки медленно опустились и сжались в кулаки.
Моё сердце подскочило в груди, точно шальная пуля. Я молилась о том, чтобы он не почувствовал мой пульс, не увидел, как трепыхалась тонкая хлопковая ткань моей футболки.
Он перевёл взгляд на сирень, усыпанную цветами.
— Прости, что вывалил на тебя всё это. Я просто подумал, что ты хотела бы знать.
— Я хотела бы знать, и мне совсем не жаль, что твой отец мёртв.
Лиам ничего не ответил, и молчание длилось так долго, что я уже подумывала извиниться, но не могла. Я не могла извиниться за то, что озвучила свои мысли. Его отец был воплощением зла.
— Хочешь поехать домой? — наконец, спросил он.
Он имел в виду гостиницу или Лос-Анджелес?
Вероятно, гостиницу...
— Да, я вызову такси.
Он перевёл на меня свой взгляд. Его глаза были такими тёмными, словно зрачки расширились и заняли почти всё пространство глаз от века до века.
— Я подброшу тебя. Мне по пути.
Разве?
— Хорошо.
Мы в тишине дошли до его машины, которая была припаркована через дорогу от бара. Я разглядела стаю через стеклянный фасад. Они размахивали киями, смеялись и выпивали. Я молилась, чтобы они не заметили меня. Я не хотела, чтобы поползли слухи.