Кровь износа
Шрифт:
— И гостиница «Восток»?..
— А ее ввели в эксплуатацию в 2005 году, я посмотрел!
— Понятно. А «люкс»-то почему?
Профессор ощутимо смутился. После колебаний все-таки признался:
— Честно говоря, я с самого начала сомневался, что успею найти инженера. Из меня плохой поисковик, я только в текстах знаток… А сюда поселился, потому что самый верхний этаж. Обзор хороший. Мне предлагали соседний люкс, он называется «Современный», считается лучше — но там вид в основном на реку, а чего мне на нее смотреть?
Я догадался и
— То есть вы здесь пристроились, чтобы в безопасности понаблюдать, как город будет рушиться, так, что ли? «Мне сверху видно всё»?
— Александр Глебович, — вдруг вмешалась уже стоящая у двери Катя, — но это как-то стыдно, знаете! Такой солидный на вид мужчина… Если вы считаете, что будет катастрофа — почему не предупредить?
— Да ведь предупреждали, Катя! — с горечью воскликнул он. — Гордеев уже полгода в набат бьет. Думаете, почему у меня его тетрадка? Да он всем их рассылает! В гордуму ходил, к мэру, к губернатору. Президенту писал, в газеты во все. Кто ж слушает? И это местный «актив»! А меня кто будет слушать? Все, естественно, считают его предупреждения тихим помешательством, а его самого — надоедливым сумасшедшим. Да вы ж и сами говорите оба, что ничего нового, все давно про всё знают и так. Разве нет?
— Ну, не знаю, — упрямо тряхнула головой Катя. — Что-то можно же было сделать?
— Есть такой анекдот, — горько усмехнувшись, сказал профессор. — Стрелочника экзаменуют — что делать, если он видит, что два поезда идут навстречу друг другу. Он говорит — переведу семафор. — Семафор не работает. — Переведу стрелку. — Стрелку заклинило. — Разожгу костер. — У вас нет ни спичек, ни зажигалки. — Ну тогда позову жену! — А жену зачем? — Пусть полюбуется на великолепное крушение!
Возникла пауза, и никто не улыбнулся.
— Однако мрачный у вас юмор, док, — сказал я наконец.
Тут что-то произошло, и номер еле ощутимо тряхнуло. В комнате погасли все лампы, вырубился беззвучный телевизор. На несколько секунд вокруг воцарился белесый сумрак. Но почти тут же с еле слышным гудением лампы вспыхнули вновь.
— Видите, я же говорила — генератор сразу включается! — сказала Катя. — А я пойду уже, мальчики. Не скучайте.
Она уже положила руку на ручку входной двери в номер (это, кстати, была тоже роскошная, все в том же пышном русском стиле массивная деревянная дверь, изукрашенная росписью, которую я мысленно определил как «под хохлому»). И вдруг замерла и снова повернулась к нам.
— Кстати, вы зря думаете, что гостиница построена в 2005-м.
— Почему?
— Там на сайте было правильно написано — введена в эксплуатацию. Это ее просто достроили, наконец, в 2005-м. А строить ее начали в 1977! Знаете, как оно бывало при большевиках? Фундамент кое-как положили, подняли на два этажа — да и бросили. Я тут сама еще в детстве с ребятами играла. В прятки и так далее. Мы это называли «в развалинах».
Профессор был очевидно ошарашен подобным известием.
— Достроили?? Как — «достроили»? Может быть, снесли и построили все заново?
— Да как бы не так! — с непонятным торжеством заключила Катя. — Что я, не видела? Так на старый фундамент и начали строить. Двадцать с лишним лет все стояло даже без крыши над вторым этажом, а потом все — раз-раз — да и завершили.
Я взглянул на профессора. Тот стоял, как громом пораженный.
— Ну, счастливо оставаться, — сказала Катя. — Любуйтесь тут в окно, спасибо за угощение.
И она нажала ручку двери. Дверь не шелохнулась. Она надавила плечом — никакого эффекта.
— Откройте, пожалуйста, дверь, — сказала она тихо.
— Я ее не запирал, — растерянно сказал профессор.
— Дайте я, — почувствовал я необходимость вмешаться.
Я подошел и толкнул дверь сам. Крепкое дубовое сооружение не шелохнулось.
— Генератор, говорите, в подвале, — тихо сказал я. — Сколько литров?
— Пятьсот, — прошептала Катя.
Глава 6. Волна пришла
— Давайте я, Катя, — сказал я. — Заело, наверно, что-то!
И я как следует навалился на дверь. Она не шелохнулась. Я надавил еще, аж застонал от натуги. Никакого эффекта!
— Во дела!
Я аж запыхался, пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. — Какие-то чудеса. Что за шутки? Может, у вас администрация так шутит, типа, новогодние розыгрыши?
Катя негодующе фыркнула.
Профессор весьма нервно подошел к двери, тоже толкнул ее, потом стал осматривать и цокать языком, постепенно склоняясь до пола. Мы с Катей смотрели на него с недоумением и тревогой.
— Все ясно, — сказал он.
Я тем временем бросил взгляд в окно — и не удержался от возгласа.
— Ого! А что в городе-то случилось?!
— Что такое?! — вскинулись одновременно Катя и профессор.
— Да сами посмотрите — темень!
Действительно — еще вроде бы минуту назад вид из окна был вполне новогодний, открыточный — снежный и умиротворяющий: «дорожки» из горящих фонарей вдоль магистралей, приветливый свет тысяч окон… Теперь же за окном поселилась серая тьма, лишь местами прорезаемая фарами проезжающих машин.
Забыв о двери, мы с профессором бросились к панорамному окну.
— А где ж город? — вырвалось у меня. Мельком взглянул на профа — его лицо было искажено самым настоящим ужасом.
Отозвалась недовольная Катерина от двери.
— Да там же город, где и был. Что вы так переполошились? Опять свет веерно вырубили, эка невидаль! Аварий на электростанции, что ли, не видели? У нас так часто бывает.
В пейзаже стали вдруг снова проявляться окна — на этот раз они горели неярко, с каким-то красноватым свечением.
— Видите? — продолжала Катя. — Народ привык. Свечи зажигают, керосиновые лампы. Вы лучше думайте, как выйти отсюда. Я лично не собираюсь здесь с вами сидеть, мне домой пора, смена уже закончилась!