Кровь отверженных
Шрифт:
– В будние дни мы ее, разумеется, никуда не отпускаем, а в пятницу и субботу это – девять часов.
– А в комнате она спит одна?
Лицо Грейс приняло такое выражение, словно только сейчас она сообразила: Джеффри неспроста интересуется ее дочерью. Она смотрела на него, как несколько часов назад Дотти Уивер смотрела на Лену, только в глазах ее было намного больше злости.
– Почему вы задаете так много вопросов относительно моей дочери? – резко спросила она. – Ведь пистолетом угрожали Марку.
– Дотти сказала нам, что Лэйси и Дженни были подругами, – сказал
– Видите ли… – начала Грейс.
В ее голосе чувствовалась нерешительность. Видно было, что она пытается предугадать дальнейшие вопросы Джеффри. Наконец она сказала:
– Да, они дружили. Потом что-то произошло, и они перестали встречаться. Мы давненько не видели Дженни. Я знаю, что Лэйси к ней в дом не ходила.
– Она сказала вам, почему так вышло?
– Я решила, что у них произошла глупая размолвка.
– Но вы ее не спрашивали?
Грейс пожала плечами.
– Она моя дочь, шеф Толливер, но не подружка. У девочек часто бывают секреты. Можете спросить об этом вашу бывшую жену.
Он кивнул.
– Сара сказала, что Лэйси – замечательная девочка. Большая умница.
– Так и есть, – согласилась Грейс. – Но все же я ее не пытаю, если она не готова мне о чем-то рассказать.
Видно было, что она довольна.
– Может, она поговорит об этом с кем-то другим?
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы не возражаете, если я с ней поговорю?
Грейс снова бросила на него суровый взгляд.
– Она еще мала. Если у вас нет на то конкретной причины, то вы не можете говорить с ней без моего разрешения. Я права?
– Мы не собираемся говорить с ней как с подозреваемой, миссис Паттерсон. Просто нам нужно выяснить, в каком умонастроении пребывала Дженни Уивер. Для этого вашего разрешения нам не требуется.
– Но я ведь вам только что сказала, что Лэйси довольно долго не встречалась с Дженни – кажется, это началось с Рождества. Она понятия обо всем этом не имеет. – Грейс вежливо улыбнулась. – Я не хочу, чтобы вы допрашивали мою дочь, мистер Толливер. – Она сделала паузу. – И доктор Линтон – тоже.
– Ее ни в чем не подозревают.
– Я хочу оставить все как есть, – сказала она. – В случае чего мне придется позвонить в школу и сказать им, что Лэйси не должна говорить с кем-либо в отсутствие родителей.
Джеффри помолчал. Похоже, она знает о законе гораздо больше, чем они предполагали. Впрочем, школы были очень дружны с полицией, так что они могли позволить интервью.
– В этом нет необходимости, – сказал Джеффри.
– Значит, я могу положиться на ваше слово?
Джеффри быстро кивнул.
– Хорошо.
В его голосе Лена услышала разочарование.
– Все же нам хотелось бы с ней поговорить, – сказал Джеффри. – И мы будем только рады, если вы будете при этом присутствовать.
– Я должна обсудить это с Тедди, – сказала она. – Но мы оба можем представить, что он вам ответит.
Она едва заметно улыбнулась, положив конец враждебности.
– Вы знаете все о папах и любимых дочках.
Джеффри вздохнул и снова кивнул. Лена знала, что Тедди Паттерсон скорее облачится в лучший женин наряд, чем позволит своей дочери говорить
Джеффри, однако, не совсем еще сдался.
– В последнее время она не болела? – спросил он.
– Лэйси? – Грейс искренне удивилась. – Нет, конечно нет. Спросите у доктора Линтон, если хотите.
Она приложила к груди руку.
– В семье болею одна я.
– А в церковь она ходит? Я имею в виду Лэйси.
– Да, – сказала Грейс и снова улыбнулась. – Марк тоже ходил. Некоторое время.
Лена обратила внимание, что зубы у нее сероватого оттенка.
Грейс помолчала, глядя в сторону камина. Лена думала, что она смотрит на картину, но потом заметила, что на каминной доске стоят семейные фотографии. Там были снимки детей и родителей на пляже, в парке у аттракционов, на пикнике в лесу. Грейс Паттерсон на этих фотографиях выглядела немного полнее и здоровее. Дети были еще маленькими: мальчик – должно быть, это был Марк – лет десяти или одиннадцати, его сестра – около восьми. Похоже, это была счастливая семья. Даже Тедди Паттерсон улыбался в камеру.
– Итак, – подсказал Джеффри, – они ходили в баптистскую церковь?
– В новую баптистскую церковь, – ответила Грейс, ее голос впервые зазвучал оживленно. – Мне казалось, что Марк там был счастлив. Словно его нервную энергию направили в нужное русло. Он даже в школе стал лучше учиться.
– А потом?
– А потом… – Она медленно покачала головой, и ее плечи опустились. – Не знаю. С Рождества с ним снова не стало сладу.
– С Рождества прошлого года? – спросил Джеффри.
– Да, – ответила она. – Я в самом деле не знаю, что произошло, но к нему вернулась прежняя злость. Он казался таким…
Она снова замолчала.
– Мы хотели пойти с ним к психологу, но он отказался. Мы не смогли его заставить, хотя… – Она оглянулась, словно желая удостовериться, что они одни, и продолжила: – Отец тоже пытался. Тедди думает, что люди должны быть такими, как он. Я имею в виду – мальчики. Или мужчины. У него твердые взгляды на то, что должно быть.
– На Рождество школьники ездили кататься на лыжах. Марк тоже ездил?
– Нет, – она покачала головой. – Примерно в это время он стал плохо себя вести, и отец его не отпустил.
– А Лэйси ездила?
– Да. Она никогда раньше не ходила на лыжах. Ей очень понравилось, – Грейс улыбнулась.
Они замолчали, и Грейс Паттерсон сняла с платья несуществующую пылинку. Похоже, ей хотелось еще что-то сказать.
– Я очень больна, – тихо произнесла она. – Врачи не оставляют мне много надежды.
– Мне очень жаль это слышать, – сказал Джеффри.
Видно было, что он и в самом деле сожалеет.
– Рак молочной железы, – сказала Грейс и положила руку на грудь, а Лена впервые обратила внимание, что блузка прикрывала плоскую грудную клетку. – У Лэйси все будет хорошо. Она, как кошка, всегда встает на лапы. А вот о Марке у меня болит душа: что будет с ним, когда меня не станет? Несмотря на все его вывихи, он хороший мальчик.