Кровавые девы
Шрифт:
– …полагаю, сей предосторожностью она бы не пренебрегла. К охране имущества – особенно драгоценностей – она относилась весьма и весьма серьезно.
Прикрыв фонарь заслонкой, вампир опустил его книзу, ничуть не заботясь о том, куда направлен луч, но Эшер поднял свой фонарь повыше. Полоска света выхватила из темноты фрагменты порфировой инкрустации, разноцветный мрамор, позолоченные фигуры атлантов вдоль стен. Пол оказался застлан множеством восточных ковров – персидских, турецких, обюссонских, один поверх другого. Казалось, ножки изысканной чиппендейловской мебели утопают в цветастых коврах
– А не могла ли леди Ирен увидеть у Оболенских самого графа?
– Вряд ли.
Миновав вестибюль, Исидро двинулся дальше, через обеденный зал. Стол красного дерева гостей этак на пятьдесят… а цветам в вазах всего день-другой: очевидно, распоряжений, отданных дневным слугам, хозяйка не отменила.
– Тот вечер он, по собственным словам, провел в опере, на костюмированном балу, в сопровождении двух «птенцов» – правда, те двое тоже могли солгать. Однако его высказывания о германцах, которых он, подобно многим русским, и вполне справедливо, терпеть не может, кажутся абсолютно искренними.
Присмотр за кухней в обязанности дневных слуг, по-видимому, не входил. Кухней не пользовались вот уж который десяток лет: все шкафы и полки давным-давно пустовали. Вероятно, передние комнаты были устроены только для виду или на случай, если хозяйке захочется вспомнить о прежней, человеческой жизни. Имелся здесь даже водогрейный котел с некоторым запасом угля, чтоб миледи могла принять ванну.
– Как я уже говорил, предложить хозяину вампиров, особенно вампиров столь крупного города, где трущобы настолько обширны, а судьбами бедняков ни власти, ни даже владельцы заводов не интересуются совершенно, кайзеру почти нечего.
Шаги Эшера отдавались под потолком далекой капелью. Невесомая, словно поступь Вергилия в «Аду», походка Исидро не оставляла в царящей вокруг тишине ни следа.
– Понимаете, крестьяне из русских деревень в вампиров верят, однако городских жителей убеждают, будто подобных созданий в природе не существует, и, кроме того, горожане давно знают: жалобщик немедля привлечет к себе внимание Третьего отделения, а ничего хорошего от этого ждать не приходится.
Из кухни Исидро направился вниз, в подвал. Эшер, подняв повыше фонарь, последовал за вампиром, хотя ничего, кроме пустого гроба посреди потайной комнаты – куда петербургский хозяин, невзирая на всю свою уверенность в скоропалительном отъезде пропавшей леди Ирен в Крым, наверняка заглянул первым делом, – увидеть там не ожидал.
Размеры подвала Эшер примерно оценил еще снаружи, оглядев венчавший его особняк (служа в Департаменте, подобное приходится проделывать сплошь и рядом), и догадался, где выгорожена потайная комната, еще до того, как Исидро подошел к ее двери, загороженной штабелем ящиков. Изрядно тяжелые, в болотной сырости полуподвала ящики вдобавок примерзли к полу, однако благодаря сверхъестественной силе вампира Исидро без труда отодвинул их в сторону и отпер замок узкой дверцы. Пронзившие непроглядную тьму лучи потайных фонарей осветили пустой гроб со сдвинутой крышкой на фоне глухой кирпичной стены.
Ни следов пламени, ни пятен крови на экстравагантной обивке из белого атласа не оказалось. Кроме гроба да льда, покрывавшего вымощенный кирпичом пол, в комнатке не обнаружилось ничего. Ничего неожиданного, ни малейших намеков на суть происшедшего, хотя Исидро, на миг задержавшись у гроба, провел пальцами по атласной обивке. Казалось, он о чем-то спрашивает темноту или рассчитывает обнаружить на белой ткани некую надпись.
Однако секунду спустя вампир отвернулся от гроба и беззвучно выскользнул за порог.
Эшер двинулся за ним следом.
– Леди Итон была женой дипломата? Или просто неудачливой путешественницей наподобие вас?
Исидро искоса взглянул на него. В луче фонаря глаза вампира сверкнули, словно кошачьи.
– Я ведь, – продолжал Эшер, – и представить себе не могу, чтоб вы, оставив Мадрид в 1555-м, дабы почтить присутствием церемонию венчания вашего короля с королевой Английской, рассчитывали встретить в Лондоне одного из вампиров и вынужденно задержаться там на несколько сотен лет.
– Нет.
В уголке губ вампира, словно царапина от иглы, мелькнул едва различимый призрак кривой, а может, слегка удивленной улыбки, и тень, сгустившаяся на его лице, пока он стоял возле гроба, отступила.
– Нет, не рассчитывал.
В гостиной Исидро выдвинул ящики барочного письменного стола – умопомрачительно тонкой работы, из черного дерева, инкрустированного перламутром – и, будто случайно загородив их от Эшера узким плечом, принялся извлекать изнутри связки писем.
– После, – продолжал он, – мне рассказали, что вампиров предостаточно и в Мадриде, и в моем родном Толедо. Благодаря безрассудному пристрастию к ночным прогулкам я с тем же успехом мог бы попасться кому-то из них и там. Вероятно, в Мадриде и Толедо рассудили, что меня непременно хватятся.
Через его плечо Эшер сумел разглядеть почерк – витиеватую писарскую вязь шестнадцатого столетия. Стопки за стопками писем, аккуратно перевязанных лентами… Время от времени дон Симон останавливал взгляд на датах: апрель 1835-го, ноябрь 1860-го – да Эшер в те времена даже еще не родился! А от письма, датированного днем его рождения в тот самый год, когда он был отправлен в Йорк, в эту ужасную закрытую школу, в год смерти родителей, словно бы вдруг повеяло слабым, давным-давно выветрившимся, но все еще различимым ароматом пачулей… Подумать только: Исидро писал это письмо тем самым вечером!
– А она – да, она была замужем за дипломатом, – продолжал вампир, выдвигая ящик за ящиком, будто бы в поисках более богатой добычи.
Стопки писем потоньше, с адресами, написанными разными почерками, он небрежно бросал на угол стола, поближе к Эшеру. Счета, приглашения, памятная книжка, расходы на содержание дома…
– Счастья в браке она не нашла, но, думаю, супруг доставил ей немалое удовольствие, став одной из первых же ее жертв. Такое случается нередко. Нередки, впрочем, и случаи, когда новообращенные берут в «птенцы» – либо просят хозяина взять в «птенцы» – осиротевшего мужа, жену или возлюбленную, напрасно надеясь, что те останутся с ними навеки.