Кровавые поля
Шрифт:
– Если только ему не помогут изнутри, – однажды тихо сказал Марциал, поразив Аврелию.
Она привыкла считать Марциала и Гая римлянами, но они были оски. Их народ населял эти территории сотни лет и признал римское владычество всего несколько поколений назад.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Всего лишь шутка старика, – с улыбкой пробормотал Марциал.
До этого не дойдет, решила Аврелия, отбросив эту мысль как смехотворную.
Тем не менее, тревожные мысли о карфагенских солдатах преследовали ее до конца путешествия. Увидев знакомые очертания семейной виллы и строения фермы, Аврелия почувствовала облегчение. К ее удивлению, один из пастухов стоял на посту у главных ворот, у его ног лежали несколько крупных собак, а на коленях – лук. Оказалось, что Агесандр выставил вооруженную охрану вокруг фермы, приказав подать сигнал, если появятся вражеские войска. Один свисток означал небольшой отряд и необходимость браться за оружие; два свистка говорили о крупных частях карфагенян, и тогда все население фермы должно было немедленно уйти в лес. Аврелия не показала Агесандру, что его действия произвели на нее впечатление, только кивнула, словно сама поступила бы так же.
– Мать знает, что ты здесь, госпожа? – спросил Агесандр.
– Знает.
Аврелия не совсем ему соврала. Атия уже наверняка нашла ее записку, и девушка молилась, чтобы мать не обнаружила ее послание слишком рано и не отправила за ней погоню.
– Немного необычно позволить тебе путешествовать под охраной всего лишь двух рабов. Сейчас опасные времена для наших легионов.
– Не мне ставить под сомнение решения матери. – И, тем более, не тебе, казалось, намекнула Аврелия.
Агесандр все понял.
– Как долго ты намерена здесь оставаться?
Аврелия ощетинилась, но вопрос выглядел вполне разумным.
– Одну ночь.
Если она задержится дольше, сюда явится мать. Аврелия надеялась избежать унижений – она не хотела, чтобы ее насильно вернули в Капую. Девушка не удивилась бы, встретив Атию на следующее утро на дороге, когда она будет возвращаться. Все лучше, чем если бы мать принялась ее ругать в присутствии Агесандра. Она посмотрела на него, чувствуя, что управляющего распирает от любопытства.
«Пусть пытается понять, зачем я здесь, – сердито подумала девушка. – Проклятье, его это не касается. Он скоро сам узнает о предстоящей свадьбе – скорее всего от рабов Марциала».
– Я бы просил тебя оставаться поближе к дому, пока ты здесь.
– Почему? – вспыхнув, спросила Аврелия.
Ей хотелось прогуляться до поляны, где Квинт учил ее владеть мечом.
– Неужели мне нужно объяснять? Неделю назад поместье, находящееся десятью милями южнее, было разграблено и сожжено. Только появление сильного римского отряда помешало гуггам вынести из него все. С тех пор отряд ушел, из чего следует, что угроза нападения гуггов остается столь же высокой. Если они найдут тебя одну в лесу, лишь богам известно, какая судьба тебя ждет.
– Кто ты такой, чтобы рассказывать мне, что я должна делать? Я буду поступать, как пожелаю!
К удивлению Аврелии, Агесандр не рассердился.
– Тебе известна история моей семьи, – сказал он, и его темные глаза наполнились болью. – И я не допущу, чтобы с тобой произошло нечто подобное. Дело даже не в том, что твои родители со мной сделают, – я не смогу этого вынести сам.
Аврелии вдруг стало немного жалко Агесандра. Во время предыдущей войны карфагенские солдаты изнасиловали его жену, а потом убили вместе с малолетними детьми. И все же ему не следовало хладнокровно убивать Суни! Однако суровый разворот его подбородка поведал Аврелии, что он способен удерживать ее в доме вопреки любым протестам. По спине у нее пробежал холодок страха. Возможно, он прав, и ей следовало соблюдать осторожность.
– Очень хорошо. Я буду держаться поближе к дому.
Агесандр бросил на нее пронизывающий взгляд и удовлетворенно кивнул.
Справа от Ганнона с севера на юг шла сплошная гряда Апеннин. Под яркими лучами солнца их склоны казались смесью коричневого, зеленого и серого. Он полюбил эти картины, хотя был далеко от Карфагена и дома. Местность здесь сильно отличалась от плоских равнин его родины. Да, на юге и западе от Карфагена находились горы, но он никогда не видел их вблизи. А в Италии, где бы ты ни находился, с любого места можно разглядеть горы. Слева также высились отдельные пики. Самый большой, Везувий, вздымался на впечатляющую высоту над окружающей равниной. Здесь горы были поменьше, и вокруг раскинулись многочисленные фермы, до самого моря, в одном дне пути на запад.
Ганнон никогда не бывал тут прежде, но местность казалась ему знакомой. И на то были причины. Ферма Фабриция лежала всего в десяти милях отсюда. «Твоя жизнь описала полный круг», – подумал Ганнон. Когда юноша в прошлый раз находился в этих местах, он был беглецом, спасавшим свою жизнь. Теперь же стал частью наступающей армии, и под его началом служили почти двести копейщиков.
Какая-то часть Ганнона мечтала о том, чтобы отправиться на ферму: узнать, там ли Аврелия; убить Агесандра; показать всем, что он не раб. Но другая часть его сознания радовалась, что Замар, офицер нумидийской кавалерии, с которым он вместе патрулировал, считал это слишком рискованным. Разведчики Замара докладывали, что на севере стоят вражеские войска. Римляне применили новую тактику – они выслеживали отряды карфагенян, занимавшихся поисками продовольствия, и уничтожали их. Ганнону совсем не хотелось разделить жуткую судьбу таких отрядов.
Ганнибал приказал не рисковать; если враг рядом, осмотрительность становится составной частью доблести. Утром Ганнон, нумидиец и Мутт устроили совещание и приняли решение возвращаться к своей армии. На то имелись все причины. Их миссия увенчалась безоговорочным успехом. Им удалось избежать любых контактов с римскими войсками; их мулы были нагружены мешками с зерном и амфорами с вином и маслом; почти пять сотен овец и сотня голов другой живности паслись во временных загонах рядом с лагерем. Его солдаты убили множество римских фермеров, но совсем мало женщин и детей; насколько Ганнону было известно, изнасилования случались очень редко. А добиться подобных результатов совсем не просто.
Юноша нахмурился. Он должен был чувствовать себя счастливым, но не чувствовал. Он понимал, что разумнее всего оставить это место и уйти, не оглядываясь.
Но Ганнон знал, что если так поступит, то больше никогда не увидит Аврелию. И не узнает, что с Суни. Весь день эти мысли перекатывались в его голове, как камешек в высохшей тыкве. Он бросил еще один взгляд на север. Возможно, ее там нет; б'oльшая часть ферм брошена. Не имеет значения, решил юноша. Если он не воспользуется шансом, то будет всю жизнь жалеть. Он возьмет лошадь у Замара и тогда сможет преодолеть десять миль достаточно быстро.
Из-за войны все дороги оставались пустыми. А когда станет темно, ночное небо будет достаточно ярким, чтобы осветить дорогу на Капую. Он легко найдет поворот на ферму Фабриция, да и само поместье. Если все пойдет хорошо, он вернется еще до рассвета, и никто, кроме нумидийца и Мутта, ничего не узнает. По губам Ганнона пробежала свирепая усмешка. Он не испытывал такого волнения с тех пор… нет, он даже и вспомнить ничего похожего не мог.
В тот день боги улыбались Ганнону, и он легко выбрался из лагеря. На дороге ему встретились лишь путешествовавший на муле жрец и его прислужник, который шагал в пыли за своим господином. Оба бросили на Ганнона подозрительные взгляды, но после сердечного приветствия жрец все же пробормотал в ответ нечто вежливое. Разговаривать они не стали. Ганнон обрадовался, что надел скромную одежду и взял едва ли не самую грязную лошадь Замара. Очевидно, жрец не признал в нем воина Карфагена. Конечно, он скакал по дороге, когда остальные сидели дома, но что вражеский солдат будет делать здесь в одиночку?