Кровавые поля
Шрифт:
– На озере все пошло в соответствии с планом, за исключением одной вещи. Как вы знаете, ливийские фаланги дрогнули под напором тысяч легионеров.
Ганнон поднял взгляд и понял, что Ганнибал смотрит на него. Именно на него, когда рядом были десятки других офицеров. Во рту у него пересохло.
– Я сожалею, командир. Нам следовало их удержать, – начал он.
– Успокойся. Я не уверен, что ты сумел бы остановить прорвавшихся римлян, – сказал Ганнибал, поразив Ганнона до глубины души. – Фалангу используют сотни лет, с ее помощью одержаны победы в Марафонской битве и при Гавгамелах. Но сражения велись против солдат, которые также строились в фаланги. Римские легионеры воюют иначе. Они более подвижны, лучше подчиняются приказам, когда ситуация меняется. А солдаты,
Ганнон не верил собственным ушам. С них снимают вину? Он не осмелился посмотреть на Малха и братьев, чтобы получить подтверждение. Все его внимание было сосредоточено на Ганнибале. Какая польза от ливийских копейщиков, если они не в состоянии победить врага?
– Ваши ливийцы, – Ганнибал оглядел их одного за другим, – едва ли не лучшие солдаты из всех, что у меня есть. Им не следует стыдиться из-за неудачи, которую они потерпели на Тразименском озере. Вы не могли сделать больше.
– Благодарю тебя, командир, – сказал Малх, и его голос показался Ганнону непривычно хриплым.
Ганнон почувствовал, как с его плеч свалилась огромная тяжесть. Локальное поражение, которое они потерпели, – не следствие его ошибок. Он искоса посмотрел на братьев, которые выглядели такими же довольными, как он.
– Однако мы не можем допустить, чтобы подобные вещи повторились, – предупредил Ганнибал. – В другой раз это может привести к катастрофе. И тогда мне пришлось бы отправить на корабле в Карфаген совсем другое послание.
– Но как мы можем служить лучше в будущем? – спросил Малх.
– Мужчина использует те инструменты, которые у него есть, – с хитрой улыбкой ответил Ганнибал.
«Теперь он завладел всеобщим вниманием», – подумал Ганнон, оглядывая лица, обращенные на Ганнибала. Он и сам испытывал восхищение перед своим полководцем и уже не сомневался, что у него припасен какой-то фокус.
– Многие из ваших солдат взяли кольчуги, принадлежавшие мертвецам, и это было умным шагом. Как вы знаете, я приказал собрать мечи и щиты поверженных врагов. – Ганнибал улыбнулся, глядя на удивленные лица. – Да, я хочу, чтобы вы начали учить своих солдат пользоваться тяжелыми копьями, гладиусами и римскими щитами. Если мы не в состоянии победить Рим, используя фалангу, то сделаем это, превратив ливийцев в легионеров. А после того как завершим их подготовку, двинемся на юг. Как и галлы, обитатели южной части полуострова не любят Рим. Более того, их земли плодородны, что позволит нам пополнить наши запасы. Когда мы снова встретимся с легионами, наши солдаты будут накормлены, а рядом с нами станут сражаться союзники.
Офицеры начали тихонько переговариваться между собой. Ганнон улыбнулся и сделал вид, что слушает отца, который что-то говорил ему и братьям. На юг. Как далеко на юг им предстоит зайти? До Капуи? Он подумал об Аврелии. «Постарайся вернуться, – сказала она Квинту, потом повернулась к нему и прошептала: – И ты». И с бьющимся сердцем он ответил: «Однажды я вернусь».
Ганнон думал, что в ближайшие годы не сможет выполнить свое обещание, и, возможно, ему не суждено вернуться в Капую. Он постарался спрятать подальше свои чувства к Аврелии, но вдруг понял, что они разгораются вновь. Боги, как замечательно было бы снова ее увидеть! Несмотря на неизбежные опасности, теперь такая возможность стала вполне реальной. И его охватила радость. А еще Ганнону хотелось узнать, что стало с его другом Суни.
Апеннины, на Латинской дороге, к юго-востоку от Рима
Громкий смех заставил Квинта обернуться. В темноте он все еще различал палатки манипулы, находившиеся на некотором расстоянии. Оранжевое сияние отмечало костры, разведенные перед каждой. А еще дальше он видел блестящие глаза мулов в загонах. После коротких подсчетов Квинт определил, где находится его палатка. Как и большинство солдат в лагере, его товарищи – его люди, поправил он себя – сидели снаружи, беседовали и пили вино, которое им удалось купить или украсть днем. Квинту
Мацерио был вне себя от зависти, и их вражда только усилилась. Теперь единственным другом Квинта остался Рутил, но он много времени проводил с новичком Севером, и Квинт видел его только на марше. Отец Квинта уцелел – юноша дважды незаметно пробирался к кавалеристам и узнал, что Фабриций не пострадал во время Тразименского сражения. Однако Квинт не мог подойти к нему для дружеской беседы. И он стал предпочитать одиночество. Конечно, это было нелегко, ведь он постоянно находился в окружении солдат. Вот почему вечерние часы, когда все дела закончены, он любил больше всего. После вечерней трапезы он уходил на бастионы лагеря, чтобы насладиться тишиной и спокойствием. До тех пор, пока он не привлекал внимания дежурного офицера, часовые ему не мешали.
В темноте он мог предаваться горю, позволяя чувству вины овладеть собой. Прошло несколько недель после поражения в Тразименской битве, но значимость этих событий и того, что произошло в дальнейшем, до сих пор не стала для него реальной. Вопреки всем препятствиям, Коракс сумел провести их сквозь смыкающееся кольцо врагов после того, как они прорвали строй карфагенян.
Более пяти часов тысячи легионеров, последовавших за ними, не могли похвастать такой же удачей; за исключением нескольких старших офицеров, все остальные граждане Рима были убиты. Квинта переполняла ярость из-за их гибели, как и гибели тысяч тех, кто навсегда остался возле озера. Ганнон сожалел о смерти Большого Теннера, который был достойным человеком. Но более всего он горевал из-за Калатина.
Его друг погиб. Иначе и быть не могло. Ужасное известие пришло через несколько дней после сражения. Четыре тысячи кавалеристов Сервилия были уничтожены. Услышав о поражении Фламина, второй консул послал своих всадников на разведку. Они попали в засаду и почти все погибли. От одной только мысли об этом Квинта охватывали угрызения совести. Вопреки приказу отца, ему следовало остаться с Калатином и своими товарищами кавалеристами. Его друг пережил битву у Требии, чтобы погибнуть всего через несколько месяцев – это казалось Квинту слишком жестоким. Какими капризными иногда могут быть боги!
Казалось, Квинт Фабий Максим придерживался такого же мнения. После того как его назначили диктатором, он приказал жрецам проконсультироваться с Книгами Сивилл [12] . Как и выборы диктатора – когда магистрат обладал высшей властью в Республике, – такое случалось только во времена самых суровых кризисов.
«Несмотря на бесчисленные религиозные обряды, посвящения и клятвы, чтобы завоевать расположение богов, они не прогнали Ганнибала с моей родной земли», – с тоской подумал Квинт. Ублюдок продолжал наносить урон Риму. Последние новости сообщали, что он разорил половину Апулии. Уже одно это ужасно, но что, если враг поведет свою армию через Апеннины в Кампанию? Фабий приказал мирным жителям покинуть неукрепленные города и фермы, расположенные рядом с врагом, а всю собственность и урожай уничтожить, но Квинт не мог представить, чтобы его мать оставила дом, не говоря уже о запасах зерна и вина. Она была слишком упрямой.
12
Название нескольких античных стихотворных сборников, написанных на древнегреческом языке, которые, как считалось, содержали произнесенные сивиллами пророчества.