Кровавые скалы
Шрифт:
Генерал и старый корсар верхом на лошадях наблюдали с вершины горы Скиберрас за раздробленными останками Сент-Эльмо. Вновь загремели орудия, обращая в прах то, что уже было разрушено, сгущая пыльную мглу, окутавшую полуостров. С трудом верилось, что этот мертвец все еще сражался.
Драгут покачал головой:
— Нечасто встретишь подобное сопротивление.
— Я потерял уже пять тысяч воинов, перебиты лучшие янычары, полторы тысячи полегли за одну только ночь. Еще несколько тысяч уже погибли от болезней или лежат при смерти.
— Мы раздавим Сент-Эльмо.
— Другого выбора нет, Драгут. Это дело чести, слава самого султана поставлена на карту.
— И всему угрозой ублюдок-выскочка Пиали.
— Выскочка, который пользуется влиянием в гареме и благосклонностью Сулеймана. Мы можем разрешить эту задачу, лишь добившись полной победы.
— Так и будет, Мустафа-паша. Я вновь установил разбитую неверными батарею на мысе Виселиц и усилил ее. Мои канониры доставили самые тяжелые из своих пушек. Форт окружают четыре сотни аркебузиров, а вдоль берега расставлены посты. Сюда не проскользнуть ни одному лазутчику.
— Их вера и боевой дух не сломлены.
— Ни то ни другое не поможет им, когда их будут хоронить, не сходя с места.
— Пока что, не сходя с места, погибают наши воины, чьи тела разбросаны по насыпям. — Мустафа-паша пристально посмотрел вниз и проследил взглядом за изогнутым полетом ядра, пока снаряд не приземлился, подняв угрожающее облако дыма. — Но возможно, вы правы, Драгут. Возможно, враг вскоре падет.
— Форт на пределе своей стойкости.
— Мое терпение тоже. Испанский изменник сообщает, что среди них есть те, кто согласен вести переговоры и при случае готов уйти в Биргу.
— Вы верите ему, Мустафа-паша?
— Я верю, что его постигнет самая ужасная смерть, если он лжет.
— Как нам следует поступать?
— Осторожно и обдуманно, дабы отделить тех неверных, кто упорствует. Я пошлю в форт глашатая с предложением о мирных условиях сдачи, чтобы дать им еще один шанс покинуть Сент-Эльмо в живых.
— Почему для этой цели не использовать испанца? Он послужит живым доказательством того, что защитникам форта лучше подчиниться.
— Я поразмыслю над этим, Драгут. Хотя, признаюсь, я бы предпочел утопить этого презренного труса в чане с серой.
— Прежде используем его.
— Одно он достоверно подтвердил. Неверный, что сдержал войско, когда мы захватили внешний равелин, и есть тот самый всадник, который перебил наших воинов в Зейтуне. Его имя Кристиан Гарди. Он все еще в форте.
— Тем слаще будет час расплаты.
— Посему любого, кто доставит его живым или мертвым, я награжу золотом и самоцветами весом с него самого.
— Вашим солдатам придется соперничать с моими корсарами.
— Не бывало такого, чтобы вы вернулись в Триполи с пустыми руками.
— Я сомневаюсь, что вновь увижу мои края.
Быть может, старый пират предчувствовал собственную смерть. Возможно, предрекал свое назначение губернатором Мальты. Как бы то ни было, Мустафу-пашу обременяли другие заботы. Его воины голодали и изнывали от болезней, роптали и погибали. Он отправил корабли за провизией в Северную Африку, но они пока не вернулись. Боевой дух войска ослаб, а продовольствие было на исходе; скорая победа обернулась кровавой войной на изнурение. И всему виной проклятый адмирал и этот окаянный форт. Настоящее испытание, битва за Сенглеа и Биргу, за форт Сент-Микаэль и могучие стены Сент-Анджело, еще впереди. Ни в чем нельзя быть уверенным. Шпион ему еще пригодится.
Мустафа-паша выплюнул пыль из горла, но горький привкус остался. Его лошадь закачалась, когда очередной залп османских орудий сотряс землю. Что за необыкновенные люди эти рыцари! Генерал уважал бы их, если бы не стремление к власти, различие в вере и всепоглощающая ненависть. Перерезать каждому глотку будет истинным блаженством.
Преодолевая расстояние в тысячу ярдов, из Сент-Анджело приближалось пушечное ядро. Словно лениво дрейфуя на воде, оно бесцельно повисло в воздухе, а затем стало приближаться, стремительно набирая скорость. Генерал и корсар следили за ним. С пронзительным свистом, сокращая дистанцию, снаряд приземлился, достигнув группы старших командиров, столпившихся на краю горного хребта. Вражеские канониры стреляли издалека и поразили цель. Скала разлетелась на осколки, турки в изорванных одеждах взлетели в воздух, а размякшие останки командира янычар по имени Ага упали бесформенной массой переломанных костей и изуродованного облачения. Мустафа-паша и Драгут молча наблюдали за происходящим, а затем развернули коней и ускакали прочь.
Пиали и вправду залечивал осколочное ранение. Его рука была подвязана, а сам он сидел, развалясь на подушках, в своем величественном шатре в Марсе. Существовали занятия поинтереснее, чем состязаться с соперниками в меткости артиллерийской стрельбы и вновь подвергать себя опасности. Там, снаружи, ему бы пришлось мириться со зловонием болезней и разложений, сносить презрение косых взглядов и тайных пересудов. Здесь же, вдали от Мустафы-паши и этого старого морехода Драгута, он был неуязвим. Здесь можно неспешно потягивать розовую воду, вдыхать аромат благовоний, наслаждаться прохладой. Есть свои прелести и в военных походах.
Сейчас Пиали обозревал одну из них.
— Ты оказалась нежданным подарком.
— Война скрывает много неожиданностей.
— Мальтийская девица, что говорит на языках Франции и Италии. Ты из знатного рода. — Адмирал внимательно рассматривал ее лицо, видел ее дерзкое пренебрежение. — Нечасто увидишь такую красоту.
— Мне же встречается одно уродство.
— Осторожнее, миледи. Стоит привязать вас к мачте, и несколько дней под палящим солнцем испортят ваши черты и кожу.
— Поступайте как хотите. Я видела, на что вы способны и что сталось с другими пленниками.
— Они были излишни для моих нужд.
— И необходимы для вашей кровожадности.
— Рукой османа правит сам Аллах.
— Вы заблуждаетесь. — Лицо девушки исказилось в презрительной гримасе. — Ею правит самая низменная из страстей.
— Не сомневайся, та же кара постигнет неверных псов, что защищают Сент-Эльмо.
— Я верю, что они обрушат на вас кару более страшную.