Кровавые скалы

Джексон Джеймс

Мария попала в цель, задела за живое. Она заметила, как от ее слов надушенный дикарь вздернул подбородок. В этом состояло единственное преимущество пленницы, доставленной в его шатер. Мария хотела вцепиться ногтями ему в лицо и выцарапать глаза, хотела кричать и оплакать мужчину, которого покинула, и тех, с кем плыла в шлюпке. Они не сумели уйти от внезапной погони, и их без труда захватили в устье Большой гавани. Это чудовище в шелках и золоте удавило либо забило до смерти всех ее попутчиков одного за другим. Мария все еще слышала их крики, ощущала в воздухе их страх.

Пиали приблизился к девушке и коснулся ее лица.

— Раскаленное клеймо обуздает тебя. Или, возможно, я брошу тебя нашей армии в качестве шлюхи, или подарю султану как новую наложницу. — Адмирал расхаживал вокруг девушки, с восхищением рассматривая ее фигуру. — Однако я заинтригован. Истинная жемчужина, облаченная монахом, возвращалась на шлюпке из обреченной крепости. Какая смелость!

— Я забочусь о раненых.

— Они госпитальеры и заботятся о себе сами.

— Сейчас они сражаются.

— Сейчас ты лжешь. — Когда осман подошел совсем близко и стал принюхиваться к ее коже, Мария застыла, уставившись перед собой. — Мне приказать тебя высечь, чтобы узнать правду?

— Я говорю правду. Всем известно, что защитники Сент-Эльмо страдают, что вы забрасываете их камнями и железом. Я не могла отказать им в помощи.

— Твое милосердие притягательно. — Долгим размеренным движением Пиали лизнул ухо девушки, постепенно опускаясь к ее шее.

— Для командира у вас манеры помойной крысы.

Адмирал схватил Марию за горло — из-под маски спокойствия вырвалась вспышка безжалостной ярости.

— Не искушай меня!

— Хотите избить меня, прежде чем я попаду к султану?

— Женскую гордыню можно сломить множеством способов. — Его палец скользнул по ее груди вниз до самого лонного холма и дернулся вверх.

Мария думала о Кристиане, о том, как бы он отомстил за нее, как потребовал бы расплаты за ее страдания и унижение. Волей несправедливой судьбы ему назначено погибнуть, а таким людям, как Пиали, — жить дальше. Осталось много средств к сопротивлению. Ее хитрость против похоти адмирала, ее женственность против его ненависти. Мария не сомневалась лишь в одном: она не останется во власти турка надолго.

Темные глаза Пиали смотрели на девушку с любопытством, в них отражался вопрос.

— Твое имя?..

— Мария.

— Что ж, Мария, готовься. Твоя новая жизнь принадлежит Османской империи.

Приготовления будут временными, решила девушка. Она не станет подчиняться распоряжениям язычника, не будет повиноваться созданию столь отвратительному. Мария могла бы сыграть на чванливой гордыне сарацина, использовать его плотские страсти. Таков ее долг перед Кристианом. Пусть готовится адмирал.

Причины смерти бывают разные: обрушение стены, рикошет мушкетной пули, меткий выстрел турецких аркебузиров, которым присутствие живой цели подсказали мухи, роившиеся над испражнявшимся солдатом. Проклятые мухи! Они размножались в экскрементах и плясали на могилах. Кристиан Гарди взмахом отогнал насекомых и нащупал пульс. Тепловой удар прикончил португальца. Он молча рухнул наземь и теперь лежал, заключенный в накалившиеся стальные доспехи, с выпученными глазами, распухшим языком и лицом цвета крапчатого пурпура. Кончина, не совсем подобающая воину. Краткой молитвы будет достаточно, и тело покойного начнет свое недолгое торжественное путешествие в могилу к другим павшим и станет разлагаться, а душа отправится на тот свет. Гарди снял шлем и захлопнул забрало. Души друзей редко исчезают совсем. Они попросту задерживаются, повисая в воздухе.

Полковник Мас пробирался вперед перебежками, а за ним, поднимая грязевые брызги, по пятам гнались османские пули.

Запыхавшись, он прислонился к валуну.

— Ты искал золото, Кристиан?

— Нет, признаки жизни, полковник.

— Пустая трата времени в Сент-Эльмо. — Командир отрывисто рассмеялся собственной шутке и отер пот со лба. — А что до драгоценного металла, то, сколько бы его ни было, все равно окажется недостаточно, чтобы выкупить нас из окружения.

— Как обстановка на дальнем рубеже?

— Не лучше, чем и везде. Наша позиция полностью простреливается, часовых убивают, едва те успевают высунуться, на открытые участки не выйти, часовня — наше единственное убежище, и мои солдаты поговаривают о бегстве.

— Что ж, все спокойно?

— Не могу пожаловаться.

— Жалобы — для слабых духом.

— И дезертиров. Один из моих людей уже перебежал к туркам.

— Нам повезло, что один, а не целая сотня.

Некоторое время они сидели молча, глядя на руины вокруг, на лежащих ничком или хромающих рыцарей. Одни тряслись, словно в параличе. Другие что-то неразборчиво бормотали, кто-то обмочился от ужаса и потрясения. Многие были ранены, а их искалеченные тела согбенны, обезображены, перемотаны повязками. Сборище скелетов.

— Только взгляни на них, Кристиан. Одни увечные бродяги и пугала.

— Они обретут спасение.

— Не в этой жизни.

— Следующей жизни хватит на всех, полковник. Осталось недолго.

— Я рад, что великий магистр не высылает новых подкреплений.

— Он не сумел бы. Шлюпкам помешает усиленная батарея Драгута на мысе Виселиц, переправу патрулируют лодки Пиали, Мустафа-паша приказал своим людям закрепиться на берегу.

— Следовательно, нас заперли здесь на убой, а похоронят и оплачут нас мухи.

— Вы рыцарь святого Иоанна. Вы уже обрели место на небесах.

Француз изобразил на лице гримасу, наблюдая за пушечным ядром, которое обрушило груду камней и пронеслось по изрытому двору крепости.