Кровавые скалы
Шрифт:
Юбер произнес последние слова молитвы. Поднявшись с края постели, он вдруг увидел, что его ожидает Мария.
— Надеюсь, я не потревожила вас, Юбер.
Капеллан залился ярко-красным румянцем, смущенный своей робостью и присутствием девушки.
— Моя миссия не столь безотлагательна, миледи.
— Господние молитвы важны не менее любого иного дела. Каждый из нас исполняет все, что в его силах.
— Я смиряюсь пред их деяниями, миледи. Это храбрейшие из воинов, я же самый дюжинный из новообращенных капелланов.
— Без капелланов не было бы ни церкви, ни ордена, ни брата Юбера, способного врачевать души в час нужды.
— Вы так добры, миледи, — улыбнулся
— Я лишь правдива. Как эти души, а впрочем, и любой из нас мог бы обойтись без твоей дружбы и заботы?
— Я здесь отчасти благодаря дружбе с Кристианом и заботе о нем.
— Я тоже, милый Юбер.
— Пока его нет на этих подстилках, он, верно, еще жив.
— Пока ты поддерживаешь его раненых братьев, ты помогаешь и ему.
— Что ж, в этом есть немного утешения, миледи.
Мария медлила, не решаясь высказать помыслы, прикидывая, не дурно ли вовлекать невинного в свое предприятие. Молодой священник, вероятно, попытается отговорить ее или же уступит в извечном стремлении помогать страждущим. Каков бы ни был ответ, она злоупотребляла его добротой.
Ясные глаза Юбера излучали проницательность.
— Миледи, вы желаете отправиться в Сент-Эльмо.
Кристиан спал. Ему снилась мирная местность: залитая солнцем долина, простиравшаяся до самого моря и окруженная изгибами холмов. Он ехал верхом на Гелиосе. Далеко впереди Кристиан видел собиравших урожай крестьян, а за ними — побеленный деревенский дом, в котором когда-то жил. Он подъехал ближе, как вдруг Гелиос испуганно шарахнулся в сторону и встал на дыбы, не желая идти дальше. Кристиан попытался усмирить скакуна, с трудом натягивая поводья. Конь сопротивлялся. И тут стало ясно, что испугало Гелиоса. Долина вокруг оказалась ловушкой, море — миражом, а холмы — скрытым силуэтом крепости. Крестьяне выстроились в шеренги, их лица раздулись и почернели, как у мертвых турок, а вместо серпов и мотыг они сжимали аркебузы и ятаганы. Каким же он был глупцом, так легко попавшись на уловку!.. Все приметы постоянно маячили перед самым носом: летний урожай отрубленных голов и конечностей, так аккуратно уложенных в груду, и отголоски народной песни, что вдруг обратилась в боевые кличи янычар. Деревенский дом запылал. Гелиос все еще стоял как вкопанный. Сквозь нараставший гул доносилось что-то еще, некий звук, вселивший в Кристиана ужас маленького ребенка. Крики его матери и сестры.
Кто-то плавно проник в его лихорадочную дрему. Она держала голову Кристиана в руках, ласкала его, поднесла воду к потрескавшимся губам и пролила немного на затвердевшую от пыли бороду. Перед ним была Мария. Гарди потянулся к ней, прося благословения и прощения.
Девушка погладила его по голове.
— Не сердись на меня за этот визит, Кристиан.
— Мария? Ты ли? — Он рванулся вперед и, встретив губы девушки, ответил на поцелуй. — Этого не может быть, не может.
— Но это так, милорд.
— Какое безумие, Мария!
— Которое мы разделим на двоих до отплытия лодок.
— Лодок? Но как такое возможно?
— Попросту Анри уничтожил батарею Драгута на мысе Виселиц, а Юбер и фра Роберто облачили меня в сутану капеллана и тайно доставили на шлюпку ночной переправы.
— Ты так рискуешь, Мария.
— Как я могу не рисковать? Расставшись, мы так много не успели сказать друг другу.
— И все же я боюсь за тебя. Это не место для свиданий, здесь гибнут люди.
— На какое-то время мы могли бы все изменить.
Они вновь целовались, прижимаясь друг к другу в окружении зловонного ночного воздуха.
— Ты носишь мой серебряный крестик?
— У самого сердца.
— Именно там хочу быть я.
Кристиан ласкал губами шею девушки, шептал ей на ухо, прикасался к коже и вдыхал ее аромат.
—
— И обрели друг друга.
— Блаженство средь адских мук.
— Нет той любви, чтоб не была достойна риска. Нет радости, что не становится дороже от близкого отчаяния.
— Ты навещала меня в снах. Каждую минуту я думал о тебе, желал тебя.
— Отбрось мысли, Кристиан.
Они откинулись назад, поглощенные друг другом, охваченные страстью, забыв про осыпавшиеся камни, гниющие повсюду трупы, витавшую в воздухе смерть. Здесь, в разрушенной крепости, безумие обретало смысл. Неуверенными руками они касались друг друга, перекатывались с места на место, терзали одежду, нащупывали плоть. Губы и языки соприкасались, пробуя друг друга на вкус, предвещая грядущее слияние. Времени осталось так мало. Отмерялся срок жизни, страсть достигала апогея, а боль одновременных открытий и потерь окончательно обнажилась. Повод радоваться и горевать. Она открылась ему, позволила проскользнуть, с дрожащим стоном вобрала его глубоко в себя. Скользкие от пота, они двигались то медленно, то быстро, ощупью, вкушая друг друга, лихорадочно содрогаясь. Он хоронил в ней самого себя и свои воспоминания, предаваясь вожделению и трепетной страсти. Она приняла его и поглотила. Словно в забытьи. Они сопротивлялись, воссоединялись и изворачивались, стонали и срастались; неукротимая энергия нарастала, усиливаясь до предела. То была любовь, осажденная ненавистью, соитие, окруженное смертным зловонием. Двое отдавались друг другу. Не было в жизни ничего важнее, ничего нежнее и жарче. Ничто не сможет с этим сравниться.
Она исчезла. Он остался один и вновь спал, когда высоко над фортом вспыхнул сигнальный огонь турок. Яркий свет ударил в глаза. Должно быть, уже рассвет, подумал Кристиан, и наступает еще один мучительный день. Но кругом стояла ночь, породившая нежданные тени и ожившая вместе с градом пуль, людскими криками и отрывистыми звуками труб, призывавших взяться за оружие. Османы шли на штурм.
С пылающими факелами в руках они ринулись вниз с горы Скиберрас, подобно нескончаемому потоку лавы, подступившему к Сент-Эльмо. Прекрасное, ужасающее зрелище. Гарди бросился вперед. Часовой-испанец, пытавшийся столкнуть каменный блок в зияющую брешь, был захвачен врасплох на открытом участке и, отшатнувшись, упал под ударами пуль. Брызнула кровь, и земля под ногами окрасилась черным. Мушкетные заряды продолжали разить. Расстояние сокращалось. Кристиан прислушивался к крикам янычар, слышал, как муллы взывали к правоверным, ко львам ислама, всем тем, кто был избран перебить последних оборонявшихся иноверцев. Придется им помешать.
Ударил передовой отряд, метая взрывчатые пороховые снаряды, прыгая вперед с ятаганами над головой. Англичанин отбил булавой вражеский щит и ударил мечом. Еще один повержен. Вокруг плясали языки пламени, а едкий дым заполнял ноздри и резал глаза. Кристиан не замечал этого. Он сосредоточился лишь на истреблении, желая удостовериться в том, что в строю осталось как можно меньше врагов, способных напасть на стены Биргу. Таковым будет его завещание, его посмертный дар Марии. Гарди все еще ощущал вкус ее губ, сладость ее аромата, длинные темные волосы, мягко шуршавшие по лицу. Вокруг сомкнулось смертоносное кольцо, и сон о горящем доме вернулся.
Глава 7
— Я слышал, Пиали залечивает осколочное ранение.
— Он залечивает свой позор, Драгут. — Мустафа-паша бросил сердитый взгляд поверх усов. — Не кто иной, как адмирал заставил нас атаковать Сент-Эльмо, настойчиво утверждая, что форт падет в три дня. Смотрите, Драгут. Прошло три недели, а территория все еще в руках неверных.
— Но Сент-Эльмо едва ли похож на форт.
— Даже термиты способны защитить свою кучку земли.