Кровавые скалы
Шрифт:
Главнокомандующий и бровью не повел. Лазутчик был весь в крови, худой, на лице страх и боль.
— Поднимите его на ноги.
Мустафа-паша решил общаться с вражеским разведчиком по-итальянски.
— Несчастный, понимаешь ли ты, что оказался в наших руках?
— Да, — выдохнул тот.
— Зачем ты сюда явился?
— За сведениями.
— Я с радостью снабжу тебя ими, чтобы продемонстрировать твоим хозяевам всю ошибочность их планов.
— Вас разгромят.
— Раб осмеливается угрожать мне?.. Но ведь рыцари — не друзья вашим островитянам.
— Как и турки, явившиеся сюда с пушками и целым флотом.
— Чтобы спасти вас, тех, кто остался на этом кусочке скалы, от неверных завоевателей. — Мустафа-паша протянул руку, указывая на Мдину. — Даже ваш древний город некогда был возведен мусульманами-торговцами. Мы ваши братья по крови и вере.
— Но вы напали на нас.
— А разве во имя истинных ценностей не проливается кровь?
— Это вам пустят кровь. Вам все равно не удержаться и не уйти от возмездия.
— Тебе впору быть генералом, а не лазутчиком.
— Каждый островитянин защищает свой дом.
— Желаешь передать кое-что от меня своим командирам?
— Воля твоя.
Мустафа-паша, вынув из ножен кривую саблю, резко взмахнул ею. Пленник, взглянув на огромную рану от груди до живота, закатил глаза и рухнул на землю.
— Вот и первая кровь великого турецкого войска. Отправьте его обратно.
Обезумевшая лошадь на полном скаку несла всадника вверх по склону. Лишь когда она оказалась вплотную к линии обороны христиан, все поняли, что послужило причиной безумия животного. Ездок не сидел, а лежал поперек спины, окровавленный, с выпученными глазами и со вспоротым животом.
— Стало быть, нас решили предостеречь перед решающей схваткой.
При виде изуродованного всадника Антонио невольно перекрестился.
Гарди приглядывался к турецкому войску внизу.
— Ничего, все ужасы еще впереди. Обрати внимание на диспозиции их командиров.
— Они выстроили свои войска широким фронтом.
— И тем самым дали нам возможность обнаружить их самое уязвимое место, воспользоваться упавшим боевым духом их войск.
— Мустафа-паша — человек хладнокровный.
— Его войска только и мечтают поскорее удрать в Константинополь. А наша задача — чтобы они попали в чистилище.
— Почему он ведет себя так, Кристиан? Почему проявляет подобное легкомыслие? Почему вдруг решил поставить все на карту?
— Потому что он из тех командующих, которые знают только одно — наступать! Потому что он из тех военных, кто прислушивается к одному лишь Всевышнему.
— Это сильный мотив, Кристиан.
— Либо гибельное заблуждение.
— Кто со мной? Кто готов выступить против язычников и наголову разбить их?
Винченти Вителли, размахивая мечом, стоял среди вздыбившихся коней. Итальянец, не отягощая себя верностью правилам, отнюдь не желал стать обделенным славой, поживой и возможностью перерезать глотки собравшимся сейчас на равнине врагам.
Он крикнул своим:
— Чтобы покарать неприятеля, мы должны сойтись с ним в бою, ибо промедление есть грех! Вы что же, и дальше собираетесь чесать языками, когда самое время ввязаться в драку?! Сидеть в сторонке, тогда как ваши братья, не зная отдыха, сражались все эти сто с дюжиной дней? Настала наша пора!
Винченти пришпорил коня и бросился вперед. За ним его конники, рыцари. Одурманенные предстоящей схваткой с врагом, они не видели перед собой ничего. Перемахнув через край взгорья, всадники задали темп остальным.
— Еще не протрубили сигнал к атаке, Кристиан!
— Мы не имеем права ждать сигнала, Антонио. Да и Гелиоса мне не удержать.
И Гарди вместе с дворянином-мальтийцем тоже рванулись вперед. За ними в нарушение всех приказов свыше последовали и оставшиеся кавалеристы из Мдины. Снялись с места и командиры де Ла Корны — бросив посты, они последовали зову славы и крови. Постепенно гул переходил в громоподобный рев. Затрубили фанфары — то ли сигнал к возвращению, то ли к атаке, кто разберет? Широким фронтом войско христиан грозно накатывалось на турок.
В унисон с сердцем в голове Кристиана ритмично стучал топот конских копыт. Ритм этот сводил с ума, гипнотизировал, оглушал. Гарди видел безликую массу развертывающего силы неприятеля, видел устремившихся вперед, в атаку, людей, лошадей. Кое-где пехотинцы, втиснувшись между парой лошадей кавалеристов и удерживаясь за сбрую, неслись вперед, в бой. Казалось, всех охватило радостное безумие, желание вклиниться в стоящую на пути массу врага.
— Направо, Антонио! Разгромим язычников! Вперед!
И оба врубились в массу турок, пронзив ее чуть ли не насквозь. Казалось, громыхнул сам перенасыщенный ненавистью воздух. Натренированный Гелиос задними ногами молотил айяларов, передними топтал сброшенных наземь конников. Наверху Гарди вел свой бой — он пользовался малейшим замешательством неприятеля, раздавая удары налево и направо. Перед ним вырос янычар с угрожающе поднятым топориком. Топорик его оказался маловат — Гарди, размахнувшись, одним ударом выбил его из рук турка. Справа другой турок, явно из новобранцев, неловко направил на Кристиана копье, но его тут же сбили с ног. Один из кавалеристов, получив стрелу в грудь, с воплем свалился прямо в гущу копошившихся в пыли язычников.